– Дура она, а не провидица, – ответил Бабушинский. – Я к ней ездил из любопытства. Уж такую чушь несет! Я на этих пророков насмотрелся – они редко что скажут напрямую, все экивоками: ты-де совершишь знатную сделку, если в том доме окажется баба, которая в тягости и носит парнишечку. Брюхатую бабу изловить несложно, а поди узнай, кто там у нее в утробе?
– Так что говорит Ефросинья?
– А то и говорит, мол, скоро вся Москва вверх дном встанет, власть поменяется. И ежели хотите спасти свои капиталы, пожертвуйте на благое дело, на отпевание некрещеных младенчиков, да побольше! У нее для того и кружка с прорезью стоит.
– И что, многие жертвуют?
– Дураков хватает. Я бы такую тетёху в Москву не повез.
– Но кто-то же привез? – допытывался Давыдов.
– Не из купечества, – отрезал Бабушинский. – Мы пошалить любим – это да. Но не дураки же мы окончательные.
– Выходит, сама завелась, как клопы за обоями?
– Нет, не сама. Кто-то же оплачивает ей квартиру, а квартира хорошая. Кто-то ее привез да туда засунул…
– Так. И точно сиднем сидит?
– Хороший вопрос вы задали, Денис Васильевич. И знали же, кому задавать! У меня тетка обезножела. Я к ней заезжаю иногда. Она про старые времена хорошо рассказывает. Тоже сидит дома, даже в церковь не ездит – у нее домовая. Так лицо – белое-белое и пухлое, разнесло ее от постоянного сидения. Нехорошая такая белизна. А Ефросинья – другая. Не пудрится, не румянится – это бы я заметил, там освещение электрическое. Баба лет сорока, а личико-то здоровое, свежее, щечки тугие! Это меня тоже тогда смутило…
– Лады. Если что услышите про эту Ефросинью, Валерьян Демидович, дайте знать.
Давыдов оставил Бабушинскому телефонный номер и поехал дальше.
Он нарочно взял с собой фотографические карточки Ходжсона, чтобы как можно скорее показать их Гераське. Но сперва он завернул в Малый Гнездниковский – предупредить Кошко и рассказать ему о своих ночных приключениях.
– И особо хочу отметить агента Никишина, – так завершил Денис свой рассказ. – В хороших руках этому человеку цены бы не было!
– Так забирайте это сокровище, – предложил вдруг Кошко.
– С радостью заберу! А вы будьте любезны, Аркадий Францевич, окружить дом провидицы топтунами. И нет ли у вас дамочек, которые могли бы к ней заявиться – про женихов там спросить, про мужей?..
– Есть у меня славные агентши, бывшие артистки. Прекрасно изображают дам из хорошего общества.
– Буду вам весьма признателен, – улыбнулся Давыдов. – Объясните задачу так: разобраться, что это за особа сиднем сидит на Пречистенской набережной, и завести с ней нежную дружбу, как это дамы умеют. Вот, – он достал портмоне, – вашим красавицам на расходы. Не знаю, во что вы цените их услуги, но скупиться не намерен.
– Вижу, что не намерены! – рассмеялся Кошко. – Сейчас же за ними и пошлю.
– Не угодно ли в «Эрмитаж»?
– Да вы наследство, что ли, получили?
– Могу себе позволить. Заодно покажу вам нашего агента. Хороший парнишка. Когда мы, с Божьей помощью, наконец покончим с масонским гадюшником и вразумим английского консула, он вам, может, пригодится.
Гераська впервые обслуживал Давыдова и уж так блеснул аристократическими манерами, что Денис шепнул ему:
– Да не старайся ты так, чудак, смешно получается.
Он тайно передал Гераське фотографические карточки, а объяснений долгих не потребовалось, тот все прекрасно понял. Наконец, устав от беготни, Давыдов поехал к Никишиным. – А я вас жду, – сказала, встретив его на пороге, Анюта. – Я ходила искать место, меня пробовали, и я не передумала идти в телефонистки. С понедельника буду ученицей. Потом я пошла в больницу к Вере, и она мне передала для вас записку. Сказала, ей известная особа тайно сунула в карман фартука.
– Где записка? – без голоса спросил Давыдов.
– В гостиной, на столике.
Денис вмиг оказался у этого крошечного круглого столика, накрытого самодельной салфеткой, развернул сложенный вчетверо листок и прочитал начертанную карандашом впопыхах по-английски строчку: «Ради всего святого, заберите меня отсюда!»
Подписи не было.
– Так, – сказал Давыдов. – Так… Анна Петровна, я сейчас же ухожу. Дайте карандаш, пожалуйста. Скажите Вере Петровне, чтобы вернула записку той женщине. Елизавете Андреевне мое почтение…
Теперь в записке было уже две строчки. Вторая была короткая – короче некуда. Давыдов написал всего одно слово: «Да».
Глава 13
Весь квартал вокруг здания департамента полиции был в густом оцеплении. Свиридову показалось поначалу, что перепуганный начальник департамента, тайный советник Белецкий, согнал сюда едва ли не всю полицию города. И то сказать: к нему приехал с визитом градоначальник столицы, а его – бомбой при всем честном народе!