Операция «Аврора»

– Я, видите ли, врач для умалишенных. Знаете Старо-Екатерининскую больницу на Третьей Мещанской? Ну, так я там – предводитель вечно пьяных санитаров и врачей, которых тоже скоро придется запирать в палаты для буйных. Тсс!.. Я уже и себе палату присмотрел!..

Маргулис рассмеялся.

– Боюсь, что и я скоро к вам попрошусь, – поддержал шутку Давыдов. – Хоть окажусь в хорошем обществе. Любопытная у вас сфера деятельности…

– Ох, никаких романов не надо! Каждый день такие сюжеты – хоть стой, хоть падай. В моей неврологической клинике наблюдаются и постоянные жители скорбных палат, и приходящие – их родственники на обследование привозят. Я про них статейки в медицинские журналы пишу, и всякий случай, поверьте, – готовая тема для диссертации. Вот что вы думаете про спиритические сеансы?

– Модная дамская забава. Но забава опасная…

– Именно! Именно! Вот сейчас и понаблюдаете, как эти барышни будут собственноручно забивать себе в голову вздор и потом в него уверуют. То есть сеанс суггестии, сиречь, внушения – в наилучшем виде. А я буду наблюдать, как это у них ловко получается… Хотите пари? У бедных созданий столь скудна фантазия, что они непременно потребуют: дух Пушкина, явись! Дался им этот Пушкин?.. Хоть бы раз кто Лермонтова призвал.

Потушили свет, оставили одну свечу, и дух Пушкина принялся плести белиберду, составляя из букв слова, которых, видимо, нахватался в китайском языке. Наконец решили прекратить сеанс, торжественно отпустили Пушкина на волю, и девицы ушли в гостиную, а Маргулис с Давыдовым остались в кабинете.

– Заметили, как эта стриженая пыталась подтолкнуть блюдечко? – спросил доктор. – А спроси ее, как она это проделывала, тут же скажет, мол, ничего не было, ничего не помню. Вообще память – такая кокетка, Денис Николаевич, такая затейница! У меня года три назад лечился после травмы головы один офицер. Свалился с лошади, треснулся о камень – с кем не бывает. Так вот, обо всем рассуждал здраво, и детство вспоминал, и гимназию. А как дойдет до того дня, когда треснулся, так и рассказывает, что свалился с коня на Бородинском сражении и приложился затылком к захваченной им французской пушке. Послушать – одно удовольствие!

– Но почему, Михаил Семенович?

– Ну, возможно, компенсация за стыд. Ему стыдно, что он при товарищах этак сверзился, и память запихивает эти несколько минут в самый дальний угол, запирает на замок, а вместо того предлагает сюжет, которым можно гордиться… Так я его и не переубедил. Но это еще полбеды. Офицер тот, хоть и подал в отставку, живет простой и здоровой жизнью в родительском имении, рыбачит, книжки читает, даже считается неплохим женихом. Мало ли, что порой чушь несет?.. Иной жених ее не переставая несет, а все же пару себе находит и детей исправно плодит… Еще был пациент – помнил все цифры, с которыми когда-либо имел дело, но не мог вспомнить ни одного имени. Тоже было занятно: мой экстерн его учил цифры с именами увязывать. Тетушка Агафья Петровна живет в доме номер тридцать семь, с тремя окнами по фасаду. И вот он, отвечая на вопрос, бормочет: тридцать семь и три, тридцать семь и три… А потом как заорет: «Агафья!» Я поначалу на стуле то и дело подскакивал…

Давыдов невольно рассмеялся. Напряжение, сковавшее его, когда он вошел в особняк, понемногу отпустило.

– А бывают и трудные случаи, – увлеченно продолжил Маргулис. – У нас сейчас в восьмой палате лежит молодая женщина. Красавица! Но решительно ничего о себе не помнит, только иногда по-французски тихонько поет. Спросишь, как спала, что ела – отвечает кратко, но разумно. С трудом свое имя вспомнила – Лизанька она, Елизавета Воронова. При ней в сумочке были конверты от писем на это имя. Только сумочка и осталась – очень сильно Лизанька ремешок в руке зажала, когда из автомобиля выпала… Нашли ее прохожие где-то за Кузьминками. Автомобиль, попав в колдобину с размаху, перевернулся, шофер погиб. Если какие-то вещи при Лизаньке были – их украли те же подлецы, что из сумочки всё повытащили, только письма и оставили. Я сам ездил в Малый Гнездниковский к господину Кошко – думал, найдут ее родню. Приехало к нам несколько Вороновых, но никто Лизаньку не признал…

– Печальный случай…

– Да. Молодая, красивая, жить бы да жить, замуж выйти, деток нарожать. И ведь у нее непременно жених был!

– Откуда вы знаете? – удивился Денис.

– А у нее на шее любовное сердечко было. Такие девицы сами себе не покупают! Подарок это – от жениха или от любовника. В круге из махоньких синих камушков золотое сердечко, на сердечке двойная буква «Д» награвирована…

Больше Давыдов уже ничего не слышал. Он помнил этот круг из маленьких сапфиров, и сердечко знал, и двойную букву сам нарисовал ювелиру.

Это был его подарок Элис накануне отъезда в Киев…

Глава 12

1913 год. Март. Москва

– «Эрмитаж»… – пробормотал Давыдов. – Надо же… Ничего попроще им не годится, «Эрмитаж» подавай!