– Извольте пройти. – Приказчик указал на дверь, ведущую во внутренние помещения. – Выбор богатый-с… на любой возвышенный вкус!..
– А чего выбирать? Я знаю, что мне нужно. Вот такой величины «Леда и лебедь», только Леда чтобы в кружевной рубашечке и черных чулочках, лежа на спинке, а заместо лебедя – петух.
– Есть и в черных чулочках, и с поросеночком…
– Нет. С петухом!
– Извольте-с! Есть с петухом…
Через минуту приказчик вынес статуэтку формально соответствующую требованиям, вот только дама стояла на коленках и локотках, а петух сидел у нее на заду.
– Нет, не то! – делано возмутился Денис. – Я же ясно сказал: дама на спинке!.. Послушайте, мне препираться некогда, плачу вчетверо. Может, вы знаете, у кого такая фривольность имеется, так я за адресок заплачу, сам поеду договариваться?
Приказчик задумался.
– Хорошо заплачу, – добавил Давыдов. – Очень хорошо!..
– Я попробую-с… сегодня же…
– То есть статуэтка на примете имеется?.. Отлично! Заеду вечером.
Не прощаясь, Давыдов вышел и, остановив извозчика, умчался.
А Никишин, переодетый посыльным из «Мюра и Мерилиза» (в гардеробе полицейских агентов и не такие наряды водились), с огромной коробкой мыкался по улице, вызнавая у дворников про некую госпожу Шварцман, которая набрала товара, оплатила, но отчего-то дала неверный адрес. Он даже не подал виду, что знаком с господином, вышедшим из антикварной лавки.
Несколько минут спустя приказчик выглянул, подозвал дворника, пошептался с ним. Дворник постучал в полуподвальное окно и вызвал парнишку лет двенадцати. Тот вошел в лавку, выскочил через минуту и бегом понесся в сторону Петровки. Никишин, поймав «ваньку», поехал следом.
Давыдов полагал, что агент последует за гонцом с запиской до Большого Головина переулка, а там будет действовать по обстоятельствам. Может, высмотрит каких-то гостей Гольдовского, может, пойдет «топтуном» за самим хозяином. Если Гольдовский поедет за бесстыжей фигуркой к Шурке Евриону – тоже неплохо. Там можно присмотреть место для якобы случайной встречи. Поэтому, до поры не беспокоясь о его передвижениях, Давыдов отправился к Барсуковым.
Он спросил Алексея, не знаком ли тот с неким Гольдовским. Барсуков не мог вспомнить такую личность, зато вспомнила Катя. Оказалось, буквально на днях они этому господину перемывали кости в дамской компании.
– У Курехиных старший сынок, Саввушка, гимназист выпускного класса. Так ему этот Гольдовский книжки приносил. Хорошо, третьего дня пришел к ним в гости батюшка Иннокентий и книжки увидел – так за голову схватился! Это ж, говорит, масонские писания, против Бога, царя и Отечества! Сжечь велел немедля, – с ужасом рассказывала Катя.
– И что, сожгли? – с тревогой спросил Денис.
– Саввушка взмолился: ему Гольдовский книжонки под честное слово дал, непременно нужно вернуть.
– А дайте-ка, я погляжу на эти книжонки. Может, все не так уж страшно? – предложил Давыдов.
Барсуков, поймав его взгляд, поддержал приятеля: кто, как не Денис Николаевич, в таких вещах разбирается? Тут же послали Кузьму за извозчиком, втроем поехали к Курехиным.
Книжонки были маловразумительные, но, листая их, Давыдов обнаружил за одной обложке записанные телефонные номера. Саввушка поклялся, что это не его рук дело. Давыдов номера списал и сразу повез их к Максимову – пусть его служащие выясняют, чьи?
А потом он отправился на Кузнецкий мост.
К его немалому удивлению, именно там обнаружился Олег Гольдовский с корзиной. В корзине лежала обмотанная полотенцем статуэтка.
– Так это тебе она потребовалась? – удивился Гольдовский. – Ну, сцена как в романе! Расстались, бог весть когда, в Питере и встретились в Москве по поводу фривольной фигуры! На что она тебе?
– Дурацкая история! Был в гостях у одного чудака. Там вся каминная полка таким добром уставлена. Ну, выпили, меня качнуло – чуть в камин не грохнулся, а именно эта дура стояла с краю. И вдребезги! Поклялся купить такую же во что бы то ни стало! – объяснил Давыдов. – Во всем Питере не нашел… А тебе-то это штучка зачем?
– Попался я, как кур во щи! – признался Гольдовский. – У меня теперь такая женщина! Любит – сил нет! Но с художественным вкусом у нее – беда…
– Может, и не беда, если предпочитает дорогие статуэтки?
– Беда, самая настоящая. Но – красавица!.. А темперамент?
– Подружки у нее не найдется, с темпераментом? – подмигнул Давыдов.
– Подружка-то найдется, – ухмыльнулся понимающе Олег. – А ты тут какими судьбами?
– Заскучал я в Питере… Карьера, служба… Осточертело! Вот мне тридцать лет. Вроде жениться пора, остепениться. Долг перед Отечеством я выполнил, воевал… И, знаешь, напала на меня такая хандра! Вокруг рожи какие-то плоские, разговоры пошлые, дурацкие! Как подумаешь – этого ли я в юности хотел?
– Заскучал, выходит?
– Заскучал. Книжка мне одна недавно попалась – про «вольных каменщиков». Так, читаючи, обзавидовался: живут же люди в единении и братстве! А у нас – тьфу!.. Ладно, что я все про себя? Ты-то как?.. Да что мы тут торчим! Едем ну хоть в «Эльдорадо»! Я только за услугу заплачу…
Давыдов дал приказчику два рубля и увел Олега из лавки.