– Знайте, что я клянусь убить любого, кто скажет, что вы все вместе и по отдельности не равны мне, а я не равен вам. Я клянусь убить любого, кто попробует причинить вам даже малейшее зло, потому что вы – это я, а я – это вы, и вместе мы сила, а по отдельности мы ничто. Я клянусь в верности вам и спрашиваю: готовы ли вы поклясться в ответ своей верностью мне и нашему общему дело борьбы со злом, в чем бы оно ни заключалось?
Все, дело сделано – они мои, а я их. Инструкторы уводят в раскрывшийся портал возбужденно гомонящую учебную манипулу, а в песок пляжа уже тыкается носом следующая галера. И все начинается сначала…
08 июня 1606 год Р.Х., день триста шестьдесят восьмой, поздний вечер. Константинополь (бывший Стамбул), дворец Топкапы.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.
Это был день ярости и гнева. Стамбульская операция началась на рассвете и продолжалась почти до полудня. Исходной точкой для прокладывания порталов стал Бахчисарайский фонтан, и в первой волне десанта, нацеленной на дворец Топкапы, пошли сводные штурмовые когорты из первого ударного легиона, командование над которыми я взял на себя. Ну и, конечно же, рядом со мной была Кобра, без нее в таком деле никак. Дворцовый комплекс, отделенный от остального города крепостными стенами, представлял собой особо мощный узел обороны, но год назад мы таким же манером уже брали Ор-Капу, и знали, что положено делать в подобных случаях. Вторая группа сводных штурмовых когорт была нацелена на Семибашенный замок, и там десантом командовал сам Велизарий – у него уже имелся опыт захвата изнутри города Неаполя. От нас с Велизарием требовалось не дать улизнуть никому из султанского семейства, вывезти или уничтожить (утопить в море) сокровища или убить важных заключенных, содержащихся в Семибашенном замке.
Доверить солдатам Багратиона задачу штурмовать сильные узлы обороны я попросту не решился. Основной упор при их переподготовке делался на полевую тактику. Части армии Багратиона брали городские кварталы, причем в деле был только первый корпус генерала Горчакова, а второй корпус генерала Тучкова-старшего оставался в резерве. Генерал-лейтенант Андрей Иванович Горчаков прославил свое имя боем за Шевардинский редут, в котором не получил ни царапины, но через два дня на Бородинском поле был тяжело ранен и вместе с другими героями эвакуирован в Тридесятое царство.
Дивизию Тучкова-младшего я нацелил на Галату и Перу, находившиеся за Золотым Рогом, и там было проще всего, потому что население, преимущественно христианское, не оказывало сопротивления. Две других дивизии Воронцова и Неверовского высадились у так называемой «стены Феодосия» с задачей наступать через город в восточном направлении, отжимая турок к дворцовому комплексу – после захвата штурмовыми когортами я намеревался занять его частями из состава резервного корпуса Тучкова, а выполнивших свою задачу штурмовиков отвести в тыл. То же мы собирались проделать в Семибашенном замке, ибо обороняться на стенах сильного укрепления – это не то же самое, что брать их штурмом.
Когда мы планировали эту операцию, то ожидали самого ожесточенного сопротивления во дворце Топкапы и Семибашенном замке, где были дислоцированы сильные янычарские гарнизоны. Однако получилось так, что ожесточенное сражение, случившееся при продвижении дивизий Воронцова и Неверовского через городские кварталы с турецким населением, полностью затмило яростные, но кратковременные бои при захвате обеих цитаделей. Уже через час после начала операции отборные янычары, охранявшие султанский дворец, были убиты, сам султан вместе со своим гаремом попал в плен, а через портал из Бахчисарая прибыла команда Мэри, чтобы начать процесс вывоза добычи, в то время как за стенами, огораживающими дворцовую территорию, только разгоралось яростное сражение.
Вооружившись тем, что оказалось под рукой, стамбульские обыватели, среди которых оказалось преизрядное количество отставных янычар и резервистов[23], оказывали фанатичное сопротивление русским солдатам. Они бросали в них камни и прочую дрянь с нависающих над улицами балконов, кидались на них с ножами в тесноте узких переулков и при зачистке их домов. При этом нередки были случаи, когда турецкие мужчины сами убивали своих женщин и детей, чтобы потом, яростно вопя, с ятаганом в руке кинуться на длинные ножевые штыки трофейных «арисак». Точно так же, оскалив зубы, сопротивляется своему убийце загнанная в угол крыса.