Через два дня, во время совещания Надежда Петровна сообщила, что меня переводят в другое отделение. И мне надо немедленно явиться в отдел кадров ГУВД для оформления. Никто не выразил ни радости, ни сожаления. Всё правильно, я так и не стал своим в этом милицейском коллективе. Интересно, какое это другое назначение уготовано мне отделом кадров? Наступил, кажется, момент решить судьбу кардинально. Не удержался, спросил на прощание:
– Вы про дело о двойном убийстве что-нибудь знаете?
– Без деталей. Мне вчера звонили из ФСБ. Сказали, что оно раскрыто, – и, догадавшись, что меня интересует, добавила, – о тебе речи не вели.
Не вели так не вели. Не скажу, что не очень-то и хотелось, но чего-то подобного я ожидал. Система, которую я слегка узнал, работала по своим проверенным правилам. Кланяйся старшим, дави младших. И положительным результатом старайся при возможности не делиться. Вспоминается повесть Карпова о фронтовой разведке. Там лейтенант со своим взводом на передовой захватил немецких разведчиков. Действовал грамотно, смело и решительно. Так вот, пока сводка шла до самого верха, к ней примазались все, кому не лень. Большинство наградили. Вот главное действующее лицо этой операции, наградили не орденом, а медалью. И, наверное, не удивлюсь, если Костя мне больше не позвонит, не предложит накатить по стопочке за удачно проведенное расследование. Так что я появился в Управе не в очень хорошем настроении: не психовал, не дергался, конечно, но полное безразличие к своей судьбе меня самого пугало. И когда я предстал перед кадровиком подполковником, безразличие уже понемногу сменилось обидой и злостью. Кадровик, сверкая линзами очков, листал и вчитывался в моё личное дело, до безобразия тонкое. Непонятно, что он хочет отыскать в этой тонкой папочке. Но видимо отыскал, так как разразился очень гневной речью.
– Вот куда прикажешь тебя направить? На службе без году неделя, и никто с тобой не хочет работать. Объясни, какого чёрта тебя из отделения выперли?
– А они не написали в этих бумагах?
– Нет, к сожалению, не объяснили. Просто не хотят с тобой работать.
– Я тоже не хочу работать с тупицами, бездарями и просто непорядочными людьми. А таких в этой системе большинство.
– Что ты сказал? Ну-ка повтори!
– А вы плохо слышите?
В этот момент я уже принял решение, и мне было плевать на очкастого подполковника и на всю милицию нашего города.
Подполковник закаменел лицом, быстро поднялся и вышел. А куда, представить сосем не трудно: доложить по начальству, что раскрыл врага в самом сердце родного управления. Для них оно, конечно, родное. Через десять минут я стоял уже перед полковником, одним из замов ГУВД. Тот приказал немедленно написать объяснительную о моем хамском поведении. Изобразив на лице покорность и раскаяние, я робким голосом спросил, не могу ли я прямо тут сочинить эту бумагу. На что полковник, налился кровью и молча показал на дверь.
На первом этаже у окошка дежурного на столе, за которым обычно пишут заявления потерпевшие, я в пять минут накатал слова, которые просто выплеснулись из меня. Писал сознательно, чтобы уже никогда не было соблазна вернуться в эту систему. Так сказать, сжёг мосфты. И снова предстал перед грозным начальником, который сурово забрал у меня листок и хмуро провёл по нему взглядом. Через секунду он сел по стойке смирно и налился красным цветом, что помидор. Я злорадствовал, я совсем не зависим от этого полковника и ему подобных. А написанное вряд ли кому из них могло понравиться. Я просил уволить меня из славных рядов милиции по собственному желанию, так как не могу работать вместе с бездарями, тупицами, которые и ведут себя подобно проституткам. В скобках добавил «образно». А то еще подумают, что Надежда Петровна «выдаёт» за деньги. И вообще, я зря приплёл про проституток, наверное, это не совсем обоснованно. Ну да ладно, для красного словца сойдёт.
Полковник со своим гневом справился, ведь я уже не его подчиненный. Размашисто, как и положено большому начальнику расписался, завизировал, так сказать документ, а зря. Надо бы порвать эту бумажку и на словах приказать уволить меня. Мою заяву прочитают в отделе кадров, и она станет достоянием многих. А эти самые многие, мусоля такую, в их понимании, наглую ложь, донесут всё до самых широких милицейских масс. И когда через пару месяцев случится очередной висяк, начальник уголовного розыска города на совещании вспомнит моё сочинение. Посетует во весь голос, как прав был опер сопливый, с какими бездарями приходится работать. Но мне от его оценки будет ни жарко, ни холодно. Я уже буду гражданским человеком, отвечающим исключительно за себя, за свои поступки.
На следующий день я сдал оружие, форму и удостоверение. После чего получил расчётные. За неполный месяц мне начислили три тысячи семьсот рублей. Я поставил машину на стоянку и не поленился на автобусе поехать на Набережную в шашлычную.