Развернули второй огромный холст: синее небо, а по нему из центра в сторону ровненько так, будто по нитке, облачка малые аккуратно в стороны расходятся. А на каждом облачке головки человеческие, и у каждой выражение лица печальное, смертное и глаза закрыты. Видали бабы ангелов в церквах, только личики у них детские, светлые, а тут… Господи прости! А внизу-то, посередке, дак топор… Уж не тот ли, чем головы рубили у Парижу?
Была там и такая удивительная "кортына": люди идут друг за другом, кто с палкой, кто за другого держится, а впереди белолицая девица; и идут они по обрыву, вот-вот упадут, знать, слепые.
И еще картина красоты несравненной: круглое синее озеро, темно-зеленый лес, заходящее малиновое солнце, а на берегу стоит огромный лось и глядит на солнце. Один мужик не выдержал, взял кисть, обмакнул в белую краску и изобразил на озере белого лебедя или что-то сходное с лебедем и забрал картину себе.
Иные картины в черных линиях, а посередке закрашены: девка пляшет, а лица не видно… Мужик сидит, голову подперев рукой, и опять лица нет…
Дивились мужики и бабы, а как увидали великана с отрубленной головой в руках — так и порешили: знать, не в своем уме был наш Михайло. Во как по чужим-то краям шастать.
Что, однако, делать? Ждали его, ждали, искали его, искали, а он как в воду канул. Может, утоп? Может, злые разбойники невинную душу загубили?.. А может, на крыльях взлетел? Или же на коне ускакал?..
Мужики думали-гадали, что делать-то с его добром?
Кто-то взял себе иконы с изображением Богоматери, кто-то — небо и льющийся с него свет. Кое-какие рисунки на стенках у себя прикрепили. Даже соседскому помещику две штуки отдали. А прочее, особенно страшное, вынесли к реке и подожгли — от греха подальше.
Так или почти так завершилась судьба Михаила — одного из талантливых и неведомых самобытных русских художников XVIII века.
Прошлое наше — как корни дуба, настоящее — ствол его, а будущее — листва. Миновали годы, десятилетия, быть может, лет сто — и будущее стало прошлым.
К тамошнему помещику явились гости, его сосед и молодой художник Станислав Жуковский, который увлекался усадебным бытом конца прошлого века. К тому времени, к началу XX века, помещичьи усадьбы разорялись, их продавали, не в силах содержать, а то и бесплатно отдавали — лишь бы человек был хороший. Жуковский любил писать интерьеры, ампирную мебель, стены с портретами неизвестных художников. Он восхищался ими, не оставившими после себя даже инициалов.
А сколько открытий сделали тогда же художники "Мира искусства" в начале XX века! Впервые они устроили публичную выставку Левицкого, Рокотова и других. Там было множество полотен кисти неизвестных художников…
Осматривая портреты в доме одного помещика-соседа, Жуковский наткнулся на те самые картины, что остались от нашего М.Б. С лица Жуковского сошло любопытство и поселилось крайнее удивление:
— Господа, что это такое? Да ведь это истинный шедевр! Кому принадлежит полотно?
Помещик пожал плечами:
— Деду моему, а может, дядюшке.
Сосед оказался памятливее.
— Жил тут некогда один. Неизвестный художник. Откуда явился и куда исчез потом, никто не знает.
— Господа, взгляните, какая перспектива, а контуры! Тогда никто не имел понятия о черных контурах. Вот и я хочу запечатлеть в таких линиях весенние деревья. Это так выразительно, так углубляет предмет! Может быть, писал их иноземный художник, немец, француз?
— Нет, нет, здесь он жил, — уверенно заметил сосед.
— Не может того быть! — горячился Жуковский. — Тут такая школа! Ах, боже мой! И это — неизвестный художник? Поклонимся ему, господа! — воскликнул Жуковский и встал на колени перед картинами. Был он восторженным, чувствительным человеком, торопился запечатлеть уходящий быт далеких лет.
Еще одна картина поразила художника. Ширина чуть ли не 2 метра, высота 1 метр — и огромное, синее яркое небо. А по небу мчатся навстречу друг другу два всадника. У каждого в руке копье, на голове шлем и, конечно, щит. "Что это, откуда, из какого века? Это же рыцарский турнир. А какие резкие мазки, какая выразительность! Кому пришла в голову такая фантазия?" Но в углу стояла буква "М" и цифры: 1793 год. Все краски были смазаны, время покоробило холст. Долго в задумчивости стояли перед картиной Жуковский и его друзья. Верить, не верить? Это же год французской революции!
Так из далекого прошлого всплыла эта неожиданная картина, которая скоро поразила и самих устроителей выставки "Мир искусства в дворянских усадьбах". Имя художника неизвестно, но, похоже, это наш Михаил, который сохранил в своем богатом воображении события прошлого.