Он посмотрел на меня, и я без слов поняла его мысль: по отдельности мы не могли обеспечить хорошее вознаграждение для троих похитителей, но вместе стоили как минимум четыре миллиона, а то и больше. Если Зед и его бойцы пронюхали про эту сумму, то планировали раскрутить компанию еще на два миллиона сверху. Итого вышло бы шесть, то есть по два миллиона на похитителя. Вполне заманчиво.
Джастин не отводил взгляда, и в его честных голубых глазах я увидела другой фрагмент головоломки – настоящую причину, по которой он был так напряжен и озабочен: задумать такое мог только человек, которому было известно о страховке, наш знакомый. Эшлин сказала, что не открывала парадную дверь. Система безопасности была включена, а это значило одно: организатор знал наши коды.
Друг семьи, которому мы доверяли, в ком не сомневались, нанял шайку Зеда, изучил наши расписания, нашел по рабочим документам Джастина законсервированную тюрьму и спланировал каждый шаг операции. Может, он получит три миллиона, а исполнители – по одному на человека. Все равно заманчиво.
Предать друга и поставить в опасность всю его семью.
Меня передернуло. Последний раз так гадко на душе было… когда я нашла на телефоне мужа далеко не невинную переписку с другой женщиной.
– Они наемники, – сказала я шепотом.
Он медленно кивнул.
– С армейским прошлым, – добавила я. – В лазарете я хотела выпытать что-нибудь у Радара. Он отвечал осторожно, но все-таки упомянул казармы. И потом, его вид и поведение…
Джастин мрачно задумался.
– Среди рабочих много бывших военных, – наконец сказал он, примиряясь с неприятной мыслью. Может, угроза исходила и не из его компании, но из строительного мира точно.
Эшлин следила за нами, стараясь перехватить наши бессловесные реплики.
– Что? – не выдержала она.
– Ничего, – ответил Джастин.
– Брехня!
– Юная особа…
– Хватит! Хватит! – вспыхнула Эшлин, подавшись вперед на коленях. – Пап, мне уже пятнадцать. Нет таких ругательств, которых я не знаю. Дерьмо, курва, хрен, срань. И не тебе меня учить, как разговаривать! Как будто я на стройке не была и не слышала, как там выражаются. Вам, значит, можно, а мне нельзя?
– Грязные слова приличных девочек не красят…
– А кто сказал, что я хочу быть приличной? Может, мне нравятся грязные слова. Может, кто-то в этой семье должен честно сказать, как он себя чувствует. Может, маме пора взять на вооружение мат, а не носиться с тобой, как курица с яйцом? Может, если бы она хоть иногда говорила «бл…», ты не нашел бы бл… на стороне. Как тебе такая идея?
Джастин побледнел. Я глядела на дочь, застыв от ужаса, как будто у нее было раздвоение личности.
Потом Джастин дотянулся до Эшлин и медленно, но решительно сжал ей губы.
– Чтобы больше я такого от тебя не слышал. Никогда. Пусть тебе пятнадцать, но я все еще твой отец. В этой семье мы будем соблюдать приличия.
Эшлин повалилась на нары рядом со мной и, уткнувшись лицом в мой комбинезон, заплакала – то ли от потрясения, то ли от стыда. Я погладила ее по длинным русым волосам. Хотелось как-то смягчить момент, но я не знала, с чего начать.
– Это нечестно, – простонала Эшлин. – Ты сделала все, чтобы он был счастлив. И что получила взамен? Мужики – свиньи. Свиньи. Свиньи!
На этот раз меня насторожил ее тон. Даже из чувства солидарности никакая женщина не стала бы так яростно защищать другую – только себя.
Закрыв глаза, я пыталась сообразить, кто ее обидел, как долго они дружили и когда мы все так отдалились. Еще девять месяцев назад мы были крепкой семьей. Конечно, работа Джастина немного портила картину… Но между нами существовало доверие, мы любили друг друга и делились всеми радостями и печалями.
Не могла семья развалиться в одно мгновенье. Даже из-за измены. Значит, были слабые места, трещины в основании. Просто я их не видела или не хотела видеть. В одном Эшлин была права: я носилась с мужем – да и с ней самой, – как курица с яйцом. Хотела быть идеальной женой и матерью. Хотела сделать всех счастливыми. Не думала, что это так плохо.
Джастин молча смотрел, как я успокаиваю дочь. Его злость сменилась опустошенностью.
– Не нужно было ей все рассказывать, – сказал он мне.
– Я и не рассказывала.
– По-твоему, я не могла сама догадаться, – встряла Эшлин. – Я вообще-то не идиотка.
Она повернулась к нему спиной и сильнее прижала ко мне голову. Я продолжала гладить ее по волосам.
– Нам нельзя ссориться, – примирительно заметил Джастин.
Эшлин зарыдала мне в плечо.
– Нужно… – Он запнулся, но тут же снова овладел голосом. – Нужно поспать. День был тяжелый. Давайте успокоимся… Они потребуют выкуп, компания заплатит, и мы поедем домой. Завтра воскресенье, то есть ждать осталось совсем немного. Максимум два-три дня – и все закончится. Мы вернемся. Все будет хорошо.
Эшлин так и сидела, уткнувшись в меня. Я посмотрела на Джастина и кивнула, чтобы он знал, что его услышали. Мои губы непроизвольно растянулись в грустной улыбке.