И ко всему этому нужно добавить еще одну маленькую деталь — трупы.
Мы сначала случайно вошли на продовольственный склад. На полу лежало тело еще одного мужчины. В свете наших фонарей было отчетливо видно, что его голова и лицо разбиты тяжелым гаечным ключом, который валялся неподалеку.
На корабле были еще четыре трупа — в зале.
На стуле у столика сидел молодой человек, склонившийся над записной книжкой с карандашом, словно он усердно писал до самого конца. Красивый молодой человек. Его мечтательное, по-девичьи нежное лицо обрамляли длинные черные волосы.
Я взял его блокнот. На титульном листе было написано:
ХРОНИКИ ФИЛИПА ТОМАССОНА.
Старик Дорранс прикоснулся ко мне.
— У него было больше денег, чем нужно. Единственное, чем он занимался в жизни, — это финансами Дилая. А Хильда Дилай обезумела от любви — но не к мужу. Все это знали, кроме самого мужа. Вон она, Хильда Дилай, взгляни на нее!
Странные контрасты! Томассон сидел так спокойно. А поперек зала лежало тело мужчины, которому не хватило храбрости достойно умереть. Его руки схватились за горло. На лице был написан ужас. Толстый язык вывалился изо рта.
И было еще два человека — мужчина и женщина. Женщина была молодой, стройной и очень красивой, с губами, созданными для поцелуев, и глазами, в которых и смерть не погасила пожара любви.
Это была Хильда Дилай. Она лежала на кушетке в объятиях мужчины, длинные локоны ее темных волос закрывали его лицо, его руки крепко сжимали ее в объятиях. Они были вместе, и смерть их не разлучила.
Но что произошло? Есть факты, то, что мы увидели на Корабле. Есть «Хроники Томассона», которые он писал до самой смерти. И есть мое собственное воображение. Если свести все воедино, то, может быть, я пойму, если не абсолютно точно, то хотя бы приблизительно, что случилось на Погибшем Корабле…
Наступило время старта. Механик Браун сидел за пультом управления в диспетчерской на нижнем этаже Машины Времени Дилая. В иллюминаторе он мог видеть испуганную и возбужденную толпу, которая собралась проводить их. Но Браун не интересовался толпой.
Толпа рукоплескала, глядя на башенку Машины Времени. Браун знал, что профессор Дилай со своей женой и Джеральдом Вэйном, командиром полета, находятся там. Вэйн иронично усмехался про себя. Профессор оказался настолько глуп, что допустил свою жену так близко к человеку по имени Джеральд Вэйн.
В этот момент Хильда Дилай и ее муж помахали руками, отвечая на приветствия толпы.
Дилай обнял жену. Это был тощий, элегантный мужчина лет сорока. Но он казался старше из-за ранней седины. Он не был светским человеком. Дни за днями он проводил в лаборатории, постигая тайны Природы, а молодая жена и ее любовь были для него сами собой разумеющимися. Ее внутренняя жизнь, ее желания и стремления, из которых формируется любовь, были единственной тайной Природы, которой Дилай не оказывал никакого внимания.
— Разве это не замечательно, Хильда, — еще раз повторил он. — Послушай, как нас приветствуют. Это самый счастливый момент моей жизни!
Он не видел, как она тайком протянула руку назад. Сзади, совсем рядом, стоял Джеральд Вэйн — мрачно красивый, с широкими спортивными плечами, в мундире с золотой шнуровкой. Каким бы ни был его внутренний мир, Джеральд Вэйн был тем типом мужчин, в которых влюбляются женщины.
Дрожа от счастья, Рональд Дилай не замечал, как жена протянула руку назад, и Вэйн сжал ее в коротком пожатии, символизирующем невысказанное заверение в любви.
— Ну, ладно, — сказал Вэйн. — Мы получили хорошую рекламу. Все дикторы в мире сейчас треплются о нас. Давайте начинать. Самое подходящее время. Я закрываю люк.
— Да, начинаем. Будет толчок при старте, Хильда. Но не бойся, я поддержу тебя.
Вэйн закрыл все люки. Теперь Машина Времени уподобилась космическому кораблю, способному находиться в вакууме.
— Готовы?
— Да. — Дилай не заметил, как Вэйн обменялся с его женой быстрыми взглядами. Для них это тоже был момент триумфа. Они тоже бросались в будущее. В то будущее, где из Машины они с Джеральдом выйдут рука об руку.
Джеральд Вэйн нажал рычаг. Внизу, в диспетчерской, флегматичный Браун нажал несколько кнопок. Машина Времени зажужжала и устремилась в будущее.
В нижнем зале двое других мужчин схватились за подлокотники кресел, чтобы не вылететь из них от толчка.
— Вы в порядке, Томассон?
— Да, я все еще здесь?
— Боже мой? Где мы?
Фил Томассон приподнялся с кресла, но тут же рухнул обратно, почувствовав головокружение. В иллюминаторы зала было видно серое, слабо светящееся ничто. Дверь на круговую палубу была открыта, но там ничего не было видно, кроме света ламп.
— Где мы? — повторил Уильям Минк.
Томассон улыбнулся.
— Я полагаю, пролетаем через послезавтрашний день.
Молодому Филу Томассону все это казалось таким романтичным. Он совершенно не разбирался в науках, и это его не волновало. На деньги, доставшиеся ему в наследство, он финансировал все это предприятие как величайшее приключение в своей жизни.