Оноре де Бальзак

«Поиск абсолюта», увидевший свет у Беше, разочаровал постоянных читателей Оноре: снова какой-то непонятный труд, когда все ждут историю любви! «Для меня „Абсолют“ в десять раз значимее „Евгении Гранде“», – с горечью замечает он Еве. Впрочем, теперь уже новая забота лишает его сна. Господин Ганский, несколько подозрительный по природе, перехватил, к несчастью, два письма, совсем не «явных», предназначенных его жене. Супруга сделала вид, что оскорблена тоном этих посланий. Бальзак, пытаясь оправдать себя в глазах мужа, сводит все к детской шалости и пишет ему, что вопреки очевидному ни сам он, ни госпожа Ганская ни в чем не виноваты: однажды графиня, смеясь, сказала, что хотела бы знать, как выглядит любовное послание; подчиняясь ее чистосердечному желанию, он, Оноре, накропал парочку, но это стилизация, «обманка», письма Монторана из «Шуанов» к его возлюбленной, Мари. Вне всяких сомнений, госпожа Ганская забыла о своей просьбе, а потому так возмутилась отсутствием должного уважения по отношению к ней. Так что речь идет о досадном недоразумении и всякие подозрения должны быть сняты: «Я до конца дней моих буду несчастнейшим из смертных, если эта детская выходка как-то повредит госпоже Ганской, – обращается он к ее мужу. – Пожалуйста, передайте ей от меня, что я бесконечно ругаю себя за причиненное ей огорчение… Она добра и ни в чем не повинна, а потому, быть может, простит мне то, что я сам себе никогда не прощу. Вот теперь-то я действительно настоящий мужик». Был ли Ганский обманут этими неловкими объяснениями и извинениями? Так или иначе предпочел ради личного спокойствия притвориться, что его убедили. Что бы ни делала его жена, он на все закроет глаза, при условии, что так же поступят окружающие. Ева ничем не запятнала себя в глазах света, честь семьи была спасена.

Теперь можно было быть уверенным в продолжении связи с Иностранкой, Бальзак с облегчением вновь принялся за работу. В Саше он начал новый роман – «Отец Горио», который писал невероятно быстро. Извинившись перед Ганским, сообщает матери: «Мне надо десять дней, включая сегодняшний воскресный, чтобы завершить „Отца Горио“ и „Серафиту“… Если смогу, подставлю плечо и „Цезарю Бирото“, чтобы продвинуться еще на треть… К четвергу (по-моему, это будет второе октября) я соберу для тебя посылку, в которой будет рукопись „Отца Горио“. Помни, это большая ценность, единственный экземпляр, и попроси госпожу Эвера[21] спрятать ее в своем комоде, чтобы не потерять… это произведение прекраснее „Евгении Гранде“, по крайней мере, я им доволен больше».

Глава шестая Монументальный проект

Суматошная, бурная жизнь Бальзака, словно пружина, после мгновений немыслимого напряжения, требовала ослабления, чтобы вновь вернуться к работе. Иногда он не мог думать ни о чем, кроме своего творчества, потом, не задумываясь, тратил время на визиты, спектакли, ужины, светские рауты. Любовь к жизни, жизненная энергия мешали ему сосредоточиться на одной какой-то деятельности, женщине, книге. Он по-королевски принимал своих друзей, лишь из желания поразить их и потешить себя. Жюль Сандо вспоминал обед, который Бальзак устроил первого ноября 1834 года для пятерых «тигров» из «дьявольской ложи» Оперы. Пришел и Шарль Нодье, и Россини со своей любовницей. Еда была отменной: молодой лосось, курятина, мороженое, сухие вина. Золотых дел мастер Лекуэнт предоставил по этому случаю пять серебряных блюд, три дюжины столовых приборов, лопаточку для рыбы – настоящую жемчужину. Все эти чудесные вещи закончили свою жизнь в ломбарде. Вероятно, стремление к роскоши у писателя объяснялось необходимостью продемонстрировать свой успех. Он любил окружать себя драгоценными безделушками, дорогими тканями, редкостной мебелью, доказывая, что пишет не впустую, что его мечты обрели вещественное воплощение и что если критики не дают ему покоя, то уж публика всецело на его стороне.