Он взял себе абонемент в Оперу, ходит туда три раза в неделю – музыка успокаивает нервы. Для приемов в посольстве и посещений Оперы заказывает у Бюиссона голубое платье с золотыми пуговицами, брюки из черного кашемира, черный атласный жилет. Хотя денег нет, в августе 1834 года решает обзавестись тростью с ручкой, украшенной бирюзой и выгравированным гербом Бальзаков д’Антраг. Трость вызвала град насмешек со стороны журналистов. Бальзак рассвирепел, кровь у него была горячая. После спора с Эмилем Жирарденом даже попытался вызвать того на дуэль, но присутствующие сумели замять дело. Польские подруги госпожи Ганской не преминули сообщить ей об эксцентричных выходках Бальзака. Графиня обеспокоена, что опять взыграло его «французское сердце». Неужели нельзя отрываться от рукописей только ради писем к ней? Зачем встречается с этой сплетницей Потоцкой? Следует объяснение: «Не ревнуй из-за письма госпожи Потоцкой, эта женщина нам нужна. Я обхаживал ее и хочу, чтобы она считала, будто отношусь к тебе с предубеждением». И поскольку возлюбленная продолжает упорствовать, что Оноре оставит ее, когда возраст будет брать свое, добавляет, думая об их будущем союзе: «Глупышка, через десять лет тебе будет тридцать семь, а мне – сорок пять, в этом возрасте можно любить, жениться и обожать друг друга всю оставшуюся жизнь. Итак, моя дорогая Ева, моя благородная спутница, прочь сомнения, вы мне это обещали. Любя, доверяйте, помните, „Серафита“ – это мы оба. Расправим наши крылья, как будто мы одно, и будем одинаково сильно любить друг друга». И хотя в ее письмах много упреков, что он слишком разбрасывается, никогда еще Бальзак не работал так много между двумя выходами из дома.
К началу апреля писатель совершенно измучен, и доктор Наккар, опасаясь воспаления мозга, приказывает ему отдыхать. Беспокоясь за здоровье и плоды своего труда, Оноре решает отправиться во Фрапель, где рассчитывает провести несколько дней подле Зюльмы Карро. Но оставить рукописи не в силах – ни «Цезаря Бирото», ни «Щеголя», ни «Серафиту», которая дается ему особенно нелегко. Мучительно сложно, находясь на земле, следить за ходом интриги, разворачивающейся на небесах. Быть может, силы небесные решили отомстить смертному, посмевшему открыть их тайну? Чтобы размять ноги и проветрить голову, он потихоньку прогуливается по саду с Зюльмой, которая из-за беременности почти потеряла способность двигаться. И непрестанно рассказывает ей о своей любви к Еве. Слушает забавные истории ее мужа о местных жителях, не упуская ни малейшей подробности, все пригодится для новых книг. Мир – лишь повод для литературы. И каковы бы ни были повороты его собственной судьбы, он ни на минуту не забывает о памятнике, который должен оставить потомкам.
Двадцатого апреля, по возвращении в Париж, Бальзак слушает в консерватории Пятую симфонию Бетховена. Обнаружив воистину магическую связь с немецким композитором, делится с Ганской в «явном» письме: «Как я сожалел, что рядом не было вас, что я был один! Один!.. Это невыразимая мука. Мне всегда необходимо излить свои чувства, и я заглушаю эту потребность работой… Я ревную лишь к умершим великим людям: Бетховену, Микеланджело, Рафаэлю, Пуссену, Мильтону, все, что было великого, благородного, одинокого, волнует меня. Не все еще сказано обо мне, я только на пороге большого творения. Кто бы знал, что я задумал! Позвольте мне довериться вашему сердцу, не надо опускаться до мелких и низких интрижек, чувства должны быть столь же великими, сколь и задуманные произведения. Но мои устремления гораздо выше в том, что касается чувств, не славы, которая, в конце концов, освещает только могилы».