Читаем Оноре де Бальзак полностью

Что до госпожи де Берни, она не посчитала нужным скрывать свое критическое отношение к „Серафите“. Бальзаку нравилась ее откровенность, доказательство безукоризненной дружбы: „У нее одной хватило смелости сказать мне, что ангел говорит, как гризетка, то, что кажется красивым, пока неизвестен конец, выглядит мелким, и я понимаю, что надо создавать собирательный образ женщины, как я всегда и поступал. К несчастью, на переделку последней части мне потребуется полгода, и все это время благородные души станут упрекать меня за ошибку, которая будет бросаться им в глаза“. Оноре попытался выяснить, что думает о „Серафите“ Ганская, получившая рукопись в сером, цвета платья, которое она носила в Женеве, переплете. Ева хранила молчание, которое не могло не удивлять его. В конце концов призналась, что разделяет мнение „тетушки“, Розалии Ржевузской,[23] несколько шокированной, что книга так мало соотносится с христианскими догматами. Бальзак почувствовал себя оскорбленным: „Серафита“ – сама вера, странно, что этого не заметили. Это проявление веры, ради нее это написано… Ни одному автору священных текстов не удалось с такой силой доказать существование Бога». А Розалия Ржевузская – просто ведьма, не знает, что придумать, лишь бы навредить ему и выставить в невыгодном свете. «Ваша тетушка напоминает мне бедного христианина, который, увидев нагое тело в росписи Микеланджело Сикстинской капеллы, поинтересовался, как папы допускают изображение подобных ужасов в соборе Святого Петра. Она судит о литературном произведении, не удосужившись отойти на некоторое расстояние, не дожидаясь его завершения. Она судит художника, не зная его, прислушиваясь к глупцам. Это не столько моя беда, сколько ее, тем более что вы ее любите. Но меня огорчает и беспокоит, что вы попадаете под влияние столь ошибочных взглядов, а ведь для меня нет ничего важнее дружбы… Серафита – цветок земли, все, питавшее его, скорбит о нем. Поиск дороги к Богу… это вера Святой Терезы, Фенелона, Сведенборга, Якова Бёме и Сен-Мартена».

Бальзак защищает здесь свое творение, которое считает превосходным, и свою, весьма вольную, концепцию религии. Традиционной католической вере он противопоставляет ту, что развивается вне всякой Церкви, мощью небесных сил, превосходством духа над телом. Он сотни раз говорил об этом Ганской и не понимает, как с ее возвышенной душой она может прислушиваться к глупостям «тетушки Розалии», обвиняющей «ветреного француза» в том, что он не вылезает из игорных домов, ухаживает за женщинами, пускается в разгул. И эта гнусная сплетница осмеливается утверждать, что у нее есть «доказательства»! Ах, как ему хотелось встретиться с возлюбленной там, на Украине, и оправдаться перед ней! Хотя финансы его были по-прежнему расстроены, он не сомневался, что их свидание в стране, которую он заранее любил просто потому, что там живет она, состоится: «Итак, прощайте. Будьте здоровы, берегите себя, я не хочу видеть вас больной, когда приеду в Верховню, а если дела мои наладятся, я буду у вас, быть может, в сентябре – октябре». Не исключено, что письмо прочитает муж, и Бальзак избегает говорить о своих тайных желаниях. «Примите тысячи любезностей. Этому клочку бумаги я доверил все свои мысли. К несчастью, он не слишком разговорчив».

<p>Глава восьмая</p><p>Терзания издателя журнала</p>

Бальзак никогда не страдал от недостатка идей, шла ли речь об очередном романе или новом коммерческом предприятии. Проявлял одинаковую находчивость, сплетая нити повествования и изобретая головокружительные финансовые операции. Ганская упрекала его, что, будучи тонким психологом, когда дело касается вымышленных персонажей, он демонстрирует редкую неосмотрительность, защищая собственные денежные интересы. Оноре отвечал: «Чтобы не ошибаться в жизни, в дружбе, в делах, во взаимоотношениях любого рода, дорогая моя графиня, затворница и отшельница, надо заниматься чем-то одним, быть исключительно финансистом, светским человеком, деловым человеком. Я, безусловно, вижу, что меня обманывают и будут обманывать, что такой-то предает меня или предаст, или сбежит, предварительно урвав у меня что-то. Но в тот момент, когда я предчувствую, предвижу или точно знаю это, надо идти сражаться на другом фронте. Я вижу это как раз тогда, когда мне срочно надо заняться какой-то книгой или непременно закончить работу. Я часто завершаю строительство хижины при свете горящего дома, одного из принадлежащих мне». Он признает, что воображение, свидетельством которому его сочинения, в жизни не раз обернулось ему во вред. Некоторые из его героев великолепно управляются с деньгами, сам он совершает промах за промахом. И тем не менее не отказывается от мысли совмещать карьеру писателя с карьерой промышленника или коммерсанта-авантюриста.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии