ОНО

— Боже сохрани! — громко вскрикнул он, со всей силой, на какую был способен, бросив очередной снаряд. (Рассказывая впоследствии об этом эпизоде, Майк утверждал: что-то придало ему сил.) На этот раз он угодил не в крыло; раздался чмокающий звук, с каким падают сбитые кегли, и почти человеческий крик боли «о-о-о!» В голосе птицы уже не было торжества — лишь боль. Труба заполнилась звуками трепещущих крыльев; смрадный ураган пронесся в сторону Майка, осаждаясь на его одежде. Мальчик закашлялся и отодвинулся.

Слабо и неясно забрезжил свет, обнаружив очертания птицы, выбиравшейся из трубы. Глаза Майка повлажнели от слез облегчения, а руки по инерции продолжали искать обломки кирпичей. Обуреваемый смутным порывом, он вскочил с полными горстями камней и побежал к выходу (свет позволил ему набрать про запас снарядов, заросших мхом и лишайником), намереваясь задержать птицу, если она решится повторить атаку.

Стоило ему высунуть из трубы голову, как тут же его взгляд наткнулся на его пернатого преследователя, сидевшего на трубе, время от времени встряхивая головой. Майк заметил, куда попал его самый удачный выстрел: правый глаз птицы почти вытек; вместо смолистого блеска там виднелся кратер, заполненный кровью. Серо-белая масса вытекала из угла зиявшего отверстия и струилась по клюву. Крохотные черви извивались в этой массе.

Птица тоже заметила Майка и сделала выпад в его сторону. Мальчик в ответ обрушил на нее град камней. Она выждала момент и вновь ринулась на него с открытым клювом; из пасти торчал розовый язык и что-то еще, отчего Майк на мгновение застыл с открытым от изумления ртом. Язык птицы засеребрился, его поверхность будто окатило вулканической лавой. На нем, подобно перекати-полю, выросли оранжевые пузыри.

Майк бросил последний камень прямо в эту зияющую пасть, и птица вскрикнула с досадой, разочарованием и болью. Отступила. Взгляд Майка упал на ее отвратительные когти. Крылья подняли вихрь; она улетела.

Он помотал головой: все лицо покрылось серо-коричневой массой от птичьих крыльев-мельниц. Хлопанье крыльев удалялось к подвалу…

Чистыми на лице парнишки остались лишь дорожки слез.

Где-то вверху хлопало: так-так-так-так.

Майк отодвинулся, набирая новую порцию камней и складывая их у входа в трубу. Стоило птице приблизиться, и он открыл бы безостановочный огонь. Дневной свет был еще ярким — стоял май, а в эту пору день достаточно долог. А вдруг она выжидает темноты?

Мальчик судорожно сглотнул…

Его вооружение выглядело солидно — как куча мусора, собранная домохозяйкой и случайно разворошенная. Майк вытер грязные ладони о джинсы и застыл в ожидании.

Он не знал, пять минут прошло или двадцать пять. До слуха доносилось лишь хлопанье крыльев над трубой, будто на верхнем этаже в три часа утра кто-то мучился от бессонницы.

Вот хлопанье крыльев приблизилось. Птица уселась на землю у трубы в пределах видимости. И досягаемости. Майк, размахнувшись, насколько позволяли размеры трубы, открыл огонь. Один из камней угодил птице в ногу; показалась кровь — почти такая же черная, как глаза птицы. Майк радостно вскрикнул, и его крик тут же перекрыл злобный и одновременно жалобный клекот птицы.

— Убирайся! — орал на нее Майк. — Клянусь Богом, я буду бросать камни до тех пор, пока ты не уберешься!

Птица запрыгнула на трубу и принялась вышагивать по ней.

Майк ждал.

И вот наконец звук трепещущих крыльев исчез. Мальчик ожидал нового появления желтых ног, так похожих на куриные, но они не появлялись. Он еще подождал, убеждая себя, что птица готовит ему какой-то подвох, упорно отгоняя мысль, что не вылезает совсем не поэтому, а просто боится покидать относительно безопасное место.

— Да плевать! — вдруг ожесточился он. — Наплевать на эту уродину! Я не трус!

Взяв в каждую руку по пригоршне камней и набив ими карманы, мальчик, озираясь, вылез из своего убежища, пытаясь охватить зорким взглядом сразу все пространство и сожалея, что у него нет глаз на затылке. Однако со всех сторон, что ему удалось охватить взглядом, простирался лишь пустырь с руинами Китченеровских заводов. Мальчик еще крутнулся по оси, чтобы убедиться в отсутствии одноглазого стервятника на трубе. Но птица не стала дожидаться Майка, не сидела, изготовившись к решительному штурму — клювом, когтистыми лапами и крыльями.

Она улетела. Напряжение схлынуло.