К столику подошла забавная парочка: высоченный пузатый великан с круглыми красными лоснящимися щеками, похожий на хорошо начищенную тубу, и крошечный тощий человечек с мятым темным личиком, напоминающий обгорелую спичку. Рудольфино и Валентино – комический дуэт. Скетчи с их участием прессовались в серии, которые демонстрировались перед основной фильмой в качестве острой закуски, разжигающей аппетит, и вызывали гомерический хохот у всей Российской империи. Одетые всегда в одинаковые клетчатые костюмы, Рудольфино и Валентино и в жизни вечно балагурили и разыгрывали на потеху публике забавные сценки.
– Потому… потому что мы пилоты… – прогудел громадный Рудольфино, схватил Валентино и, будто пропеллер, завертел в своих лапищах.
– Небо наш… небо наш родимый дом… – провизжал Валентино, опустившись на землю, отер пот с лица и продолжил: – Не представляете, господа, давеча совершали полет, так мой бутуз, – он указал на Рудольфино, – уселся на место первого пилота и чуть не погубил все дело. Центр тяжести сместился туда, где сидела тяжесть, авиалет, изволите видеть, перекосило прямо в воздухе, и мы почти пропахали носом землю. Пришлось выкидывать нашего друга вместо балласта с парашютом. Я же…
– Взлетел вверх, ибо сам невесом! – подхватил Рудольфино.
Выяснилось, что владелец авиахозяйства, добрейший Антон Павлович, сдавал желающим в аренду летательные аппараты для совершения самостоятельных любительских полетов. За не очень высокую плату летчики обучали господ пилотированию. Страсть к воздушным экзерсисам овладела Ялтой не так давно, поэтому Басби, поглощенный театром, ничего не знал об этом поголовном увлечении. И, натурально, загорелся.
Поскольку на гонорар слезливый директор театра Алексей Никитич не поскупился, были взяты уроки пилотирования. Насупленный юноша в кожаном шлеме объяснял про штурвал, про линию горизонта, тремор крыльев и биенье моторного сердца и стрелочек на приборной панели. Через неделю Басби уже летал один. Ему казалось, что самолетик, с которым он ощущал себя единым целым, – это громадный язык, который слизывает то сиреневую хвойную поросль гор, то блистающее море, то сахарные кубики ялтинских домов. Получив еще несколько уроков, он научился делать довольно рискованные пируэты и наконец понял, что пленило его на самом деле. Конечно, это барахтанье в воздухе суть продолжение искрометных полетов малыша Визга вдоль сцены – и поперек. Папаша Визг придумал мальчонке отличный номер, когда тот едва до горшка доставал, как говорили папашины дружки – Кривой Пупс, клоун, и гример Леха Беспечный. Летающая подушка. Точнее – Малютка, летающий на Подушке. Папаша сконструировал плетеную сетку из прочной тесьмы и замаскировал ее наволочкой и пухом. Пацан выходил на сцену, таща за собой подушку и одеяло. Потом выскакивала мамаша и укладывала его спать, пела колыбельную, а как только на сцене гас свет, малыш вскакивал – шлеп! – давал тумака своей подушке и вдруг подскакивал вверх. Бумс! – и подлетал еще выше. Зал охал, а малютка входил в раж и скакал, как заяц, – на два метра, на три, на пять. Невидимая сетка пружинила и подкидывала его все выше и выше. Для пущей важности из-под подушки начинали лететь перья. В этот момент на сцене снова появлялась разъяренная мамаша и пыталась поймать неуемное дитя простыней. А иной раз летучего малыша Визга выносило со сцены в зал – однажды он чуть не расквасил нос о деревянный стул, на котором раскачивался верзила, подтрунивавший над мамулей Визг. А точнее – над ее любимыми серебряными Пукающими каблуками. Поднялся гвалт, драка перекинулась на сцену, и обидчика в конце концов выдворили из зала. Как ни странно, малыш Басби всегда отделывался легким удивлением – трюк со швырянием сынишки старший Визг проделывал с тех пор, как малютке исполнилось года три. И мускулы Басби с младенчества обрели удивительную мобильность – он шлепался, вляпывался, врезался, рушился, в сущности, без последствий: даже синяки редко появлялись.