– Что за зверь такой? – спросил зачарованный Басби.
– М-м-м… Так сказать… Мои умельцы смастерили, – неохотно пробормотал Юрий Фомич.
– На ходу?
– Ну, это как посмотреть… Моторчик бы перебрать и шины новые поставить. Очень ненадежная конструкция. Все время ломается.
– Разберемся. Сидни! – зычно крикнул Басби американцу, который все это время послушно сидел на табуретке в углу. – Посмотри-ка, дружок, можем ли мы уехать домой на этой очаровашке.
– Oh! Wonderful! – воскликнул Сидни, бросаясь к авто и любовным движением оглаживая его бок. По лицу его бродило восторженное выражение.
– Вот и договорились, – сказал Басби.
– Однако… Мы не договаривались! – выкрикнул ошеломленный Юрий Фомич, растопыривая руки и телом загораживая авто.
– Впрочем, я все собираюсь спросить, – Басби подплыл к нему, мягким интимным жестом взял под локоток и начал потихоньку увлекать подальше от авто. – На черта вам звуковой аппарат? Что вы будете записывать? Шелест листьев на весеннем ветру? Журчанье горного ручья? Плеск морской волны? Посвист коростеля? Что? Откройте тайну, – болтал Басби, заглядывая в глаза Юрию Фомичу. – А! Не говорите. Я, кажется, догадался. Вы хотите озвучивать живые открытки, не так ли? Вижу, вижу, что так. Стоны, всхлипы, шумное дыхание. Звук поцелуя. А некоторые барышни даже кричат… Почтенных господ это очень возбуждает. Да вы озолотитесь, дорогой! Сидни! – рявкнул он. – Ты готов?
– О, yes! We can go, – отозвался Сидни.
Басби вытащил из кармана чертежи, сунул онемевшему Юрию Фомичу и долго тряс ему руку.
– Вы на пороге… Вы на пороге… – бормотал он.
Сидни уже сидел за рулем. Складские ворота были распахнуты. Басби запрыгнул на пассажирское сиденье, и вишневый болид, взметнув хвост пыли и сделав несколько резких вскриков клаксоном, вырвался на улицу.
– Ну что, доволен? – перекрикивая рев мотора, крикнул Басби.
– Доффолен, доффолен. Я доффолен, что дал болшой полза синема.
– Ну-ну, – отозвался Басби. – Я рад, что ты воспринимаешь реальность именно так.
И, сделав роскошный вираж, они вылетели на набережную.
Глава VII
Басби празднует успех и пускается в бега
Премьера «Сбежавшей куклы» была назначена на вторник, 25 октября. Басби с утра метался по театру. То ему казалось, что при движении сцена скрипит, и он заставлял Сидни в сотый раз смазывать колесики и шестеренки. То вдруг привиделось, что один из софитов горит недостаточно ярко, и он погнал осветителя за новыми лампами. Костюмы танцовщиц были им тщательно ревизованы и признаны совершенно неудовлетворительными – строчка кривая, аппликация сыпется, искусственные цветы смотрятся слишком искусственно. Костюмерша после его выволочки долго плакала и пила валериановые капли. Реквизит вызвал у него приступ тяжелой ярости. Бокалы цветного стекла, из которых во время бала должны были пить короли, полетели в стену. Реквизитор отправился в антикварную лавку за новыми. Басби долго стоял посреди зрительного зала, задумчиво глядя на сцену, после чего объявил, что мизансцены второго действия разведены неправильно, надо немедленно собрать танцовщиц и заново ставить танцы.
– Умоляю вас, голубчик! – восклицал Алексей Никитич, семеня вслед за ним. – Угомонитесь! Не изводите себя! Отдохните! И дайте отдохнуть девочкам. Они два месяца скачут по двенадцать часов в день.
– Конечно, конечно, – рассеянно отзывался Басби. – А девочек все-таки соберите. Еще одна репетиция не повредит. Испанский танец в конце второго действия нехорош.
В шесть часов вечера театр распахнул двери для публики. Слоны, украшавшие фасад, исчезли. Вместо них по обе стороны дверей стояли теперь трехметровые куклы – мальчик и девочка в пудреных париках и прелестных старинных костюмах из розового атласа и кружев, шитых серебром. Куклы – лучшее творение Сидни – под музыку из «Коппелии» кивали головами, кланялись и поднимали в танцевальных па руки и ноги. Зеваки с утра толпились у театра. Конные городовые патрулировали соседние улицы в ожидании большого скопления народа. Газетчики стояли на изготовку с камерами и блокнотами. Драматург Юрий Карлович весь день мрачно сидел в буфете перед бутылкой коньяка. Басби, нацепивший зеленый пиджак и двухцветные лаковые штиблеты, бегал за кулисами, не находя себе места.