Он летает под аплодисменты

Фирма Юрия Фомича, не нуждающаяся в рекламе, представляла собой тесный сарайчик, заваленный синематографическими камерами, явно бывшими в употреблении, заставленный круглыми железными коробками с пленкой и заросший лесом треног, софитов и фотографических зонтиков. Многочисленные деревянные шкафы, разделенные на маленькие ящички, теснились у стен. Пылинки плясали в солнечных лучах, пробивающихся сквозь щели в дощатых стенах. Басби захотелось чихать. «Мы на самом дне синематографической жизни. Так нам и надо», – усмехнувшись подумал он, с любопытством оглядываясь вокруг.

– Что же представляют собой ваши живые открытки?

Юрий Фомич, тщательно запирающий в этот момент дверь, радостно кудахтнул.

– Покажу, покажу! Ах, молодежь, – игриво пропел он, подскочил к одному из шкафов, выдвинул ящик и вытащил туго свернутый рулон пленки. Как карточный фокусник растягивает перед партнером колоду, так и Юрий Фомич растянул перед Басби рулончик. Басби взял пленку и поднял к свету.

– О! – присвистнул он, проглядывая кадр за кадром.

– Французский жанр, – шепнул Юрий Фомич. – Господа очень интересуются.

На пленку была заснята дебелая девица в кружевных панталонах, прозрачном неглиже и спущенных чулках. Волосы девицы были хитрым образом спутаны и схвачены большими шелковыми бантами, будто у маленькой девочки. Девица возлежала на диване, заваленном подушками, и смотрела перед собой коровьими глазами. По мере продвижения взгляда от кадра к кадру девица постепенно раздевалась, выгибая пышный стан. Когда на ней не осталось ничего, кроме чулок и бантов, появилась здоровенная мужская спина. Спина приблизилась к дивану. В кадре появилась мужская голова. Лица видно не было. Стоя на коленях, мужчина стащил с девицы чулки. Та раздвинула ноги, и он, наклонившись, стал целовать ее между ног. Девица запрокинула голову, закрыла глаза и закусила губу.

– Великолепно! – сказал Басби, сворачивая пленку. – Просто великолепно! Поздравляю с сокрушительной победой над родоначальниками жанра. Не вашу ли спину мне посчастливилось лицезреть на этой пикантной зарисовке?

– Ну, что вы! – смутился Юрий Фомич. – Вы мне льстите. А ежели хотите полюбоваться еще, у нас тут, так сказать, целая коллекция с разнообразнейшими типами, – он повел рукой в сторону шкафов.

– Благодарствую. Воспользуюсь непременно. Но к делу! Надеюсь, вы понимаете, что мы продаем не аппарат, а изобретение. Идею. То бишь чертежи. Собирать аппарат вам придется самому.

– Конечно, конечно! – замахал ручками Юрий Фомич. – Есть умельцы – смастерят! Могу я посмотреть чертежи?

– Безусловно.

Басби достал из-за пазухи чертежи, расстелил на столе и крепко прихлопнул с двух сторон ладонями, чтобы Юрий Фомич не смог взять их в руки. Тот склонился над бумагами. Лицо его перестало круглиться улыбкой, приобретя цепкое выражение. Видно было, что читать чертежи он умеет.

– Так-так… – приговаривал он. – Так-так… Составлено грамотно. И все же… м-м-м… каковы гарантии, что ваш аппарат, так сказать, – заговорит?

– Никаких! – лучезарно улыбнулся Басби, пряча чертежи обратно в карман. – Мое кредо – никогда никаких гарантий. Могу оставить в заложники своего американского друга, который, кстати, и является изобретателем волшебного устройства. Подержите его у себя, пока ваши умельцы будут мастерить. Не получится – отрежете ему голову. Разрешаю. Не волнуйтесь – он привык к зверствам. Так, по обыкновению, поступают индейцы в Северной Каролине. Но должен предупредить – он очень прожорлив. Можете прогореть. Мне, во всяком случае, его содержание влетает в копеечку. – Юрий Фомич с ужасом смотрел на него. – Так что, берете? Изобретение берете? – продолжал Басби. Юрий Фомич поспешно закивал. – Какую цену даете?

– Возь… возь… – голос Юрия Фомича влетел в дискант и сорвался. Бедняга закашлялся. – Возьмите французский жанр. Сколько желаете.

– Заманчивое предложение, – отозвался Басби. – Но что прикажете с ним делать, разве что ублажать себя на сон грядущий? Не угодно ли расплатиться наличными?

Юрий Фомич не выразил подобной готовности. Денег у него, очевидно, не было. Подстреленной птицей метался он по сарайчику, предлагая в обмен на чертежи свои подержанные сокровища. Пленка в железных коробках. Фотоаппарат в деревянном корпусе с царапиной на боку. Жидкость для проявки пленки. И даже маленький станок для изготовления копий. Басби мотал головой. Нет. Нет. Нет. Юрий Фомич танцевал вокруг него – тащил на середину комнаты треснувший софит, волок монтажный столик, выкапывал из угла фотоувеличитель. Подскочив к плотной занавеске, перекрывающей проход в заднюю часть дома, он отдернул ее, обнажив что-то вроде складского помещения, заваленного рухлядью. Разметав в стороны железки и деревяшки, закончившие свою жизнь в кино, Юрий Фомич с лету сорвал брезент с какого-то крупного агрегата. Блеснул округлый бок вишневого лака. Пустила солнечного зайчика золотистая латунь. Сверкнул строгий хром. Перед Басби стояла очень странная двухместная спортивная машинка. Линии ее корпуса плавностью напоминали скорее космическое тело, нежели авто.