Читаем Омлет по-византийски (сборник) полностью

Полагаю, сказанное справедливо и по отношению к хозяевам; они редко могут похвалиться более чем поверхностным знакомством со своими гостями, и часто бывает так, что не успевают они узнать вас чуточку получше, как остаются после этого в убеждении, будто знают вас превосходно. Когда я однажды покинул дом моих знакомых в Дорсетшире, в воздухе повеяло холодком. Все дело в том, что меня пригласили в гости, чтобы потом поохотиться, а я не очень-то хороший охотник. Куропатки до чрезвычайности похожи друг на друга; в одну не попал, считай, всех упустил – таков, во всяком случае, мой опыт. А они еще пытались высмеять меня в курительной комнате за то, что я не сумел убить птицу с пяти ярдов, – впечатление было такое, что это коровы столпились вокруг слепня и жужжат, как бы мучая его. На следующее утро я поднялся ни свет ни заря – но на рассвете, точно, ибо в небе шумели жаворонки, а трава выглядела так, будто всю ночь оставалась под открытым небом. Я выследил самую заметную представительницу птичьего племени, какую можно было сыскать, приблизился на расстояние, на которое она только смогла меня подпустить, после чего приложился к ружью. Мне потом рассказывали, что птица была ручная; но это совсем не так – уже после первых нескольких выстрелов она повела себя как дикарка. Спустя какое-то время она немного угомонилась, а когда ее ножки перестали в знак прощания помахивать окружающему пейзажу, я попросил сына садовника притащить ее в холл, чтобы всякий, кто шел завтракать, смог лицезреть ее. Сам я позавтракал наверху. Впоследствии я вспоминал, что у еды был какой-то весьма противный христианскому нюху душок. Наверно, приносить в дом добычу – это все-таки нехорошо; во всяком случае, когда я покидал этот дом, у хозяйки в глазах можно было прочитать, что из списка гостей я отныне вычеркнут навсегда.

Некоторые хозяйки, впрочем, все могут простить, даже, позволю себе заметить, хвастливость охотника, особенно если гость хорош собою и в достаточной степени необычен в сравнении с другими гостями; но есть ведь и другие гости – вот эта девушка, например, которая читает Мередита и является к столу в платье, сшитом дома и оплаканном в часы досуга. В конце концов она добирается до Индии, выходит там замуж и возвращается назад, чтобы восхищаться видом Королевской Академии и пребывать в убеждении, что обыкновенное карри[9] с креветками будет впредь надежным заменителем того, что, как нас учили, является ланчем.

Вот тут-то она и становится опасна; но даже в худшем проявлении своих чувств она не столь плоха, как та женщина, которая швыряет в вас вопросы, заимствованные из газеты «Купи-продай»,[10] не будучи притом ни в малейшей степени дерзкой. Вообразите себе – на днях я из кожи вон лез, пытаясь осмыслить хотя бы половину того, что сам произносил в ответ на просьбу одной из искательниц куриных истин посоветовать, сколько птиц она может поместить в вольер размером десять на шесть, или что-то вроде того! Да туда их целую стаю можно загнать, сказал я ей, особенно если она не забудет закрыть дверь, но эта мысль, похоже, прежде ей в голову не приходила; во всяком случае, до конца обеда она только над ней и размышляла.

Я всегда говорил, что иногда и самому бывает трудно определить свою позицию по тому или иному вопросу, да и ошибки приходится время от времени совершать. Но ошибки в конечном итоге подчас оборачиваются приобретениями: если бы мы не избавились по глупости от наших американских колоний, то, скорее всего, к нам не явился бы некто из Штатов, чтобы учить нас, какие нам делать прически и носить костюмы; тогда, наверное, нам пришлось бы черпать эти идеи где-нибудь в другом месте. Даже слово «хулиган» было, пожалуй, изобретено в Китае за несколько столетий до того, как мы успели подумать о том, что нам его не хватает. Англия должна пробудиться, сказал на днях герцог Девонширский; а может, он этого и не говорил? Да-да, возможно, это был кто-то другой. Но дело отнюдь не в том, что я впадаю в отчаяние при мысли о будущем; всегда ведь находились люди, с отчаянием думавшие о будущем, но когда будущее наступает, то оно благосклонно и любезно взирает на тех, кто прежде вел себя соответственно своим способностям. С ужасом думаешь о том, что в один прекрасный день чьи-то внуки отзовутся о вас как о человеке приятном.

Бывают минуты, когда начинаешь сочувствовать Ироду.

<p>Реджинальд в «Карлтоне»</p>

– Какая изменчивая погода, – сказала герцогиня, – и как жаль, что такие необычайные холода настали именно тогда, когда вздорожал уголь! Для людей бедных это сущее разорение.

– Кто-то однажды заметил, что Провидение всегда на стороне больших доходов, – обронил Реджинальд.

Содрогнувшись, герцогиня продолжала-таки есть анчоусы; она была в меру старомодна, и ей не нравилось непочтительное отношение к доходам.

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-классика

Город и псы
Город и псы

Марио Варгас Льоса (род. в 1936 г.) – известнейший перуанский писатель, один из наиболее ярких представителей латиноамериканской прозы. В литературе Латинской Америки его имя стоит рядом с такими классиками XX века, как Маркес, Кортасар и Борхес.Действие романа «Город и псы» разворачивается в стенах военного училища, куда родители отдают своих подростков-детей для «исправления», чтобы из них «сделали мужчин». На самом же деле здесь царят жестокость, унижение и подлость; здесь беспощадно калечат юные души кадетов. В итоге грань между чудовищными и нормальными становится все тоньше и тоньше.Любовь и предательство, доброта и жестокость, боль, одиночество, отчаяние и надежда – на таких контрастах построил автор свое произведение, которое читается от начала до конца на одном дыхании.Роман в 1962 году получил испанскую премию «Библиотека Бреве».

Марио Варгас Льоса

Современная русская и зарубежная проза
По тропинкам севера
По тропинкам севера

Великий японский поэт Мацуо Басё справедливо считается создателем популярного ныне на весь мир поэтического жанра хокку. Его усилиями трехстишия из чисто игровой, полушуточной поэзии постепенно превратились в высокое поэтическое искусство, проникнутое духом дзэн-буддийской философии. Помимо многочисленных хокку и "сцепленных строф" в литературное наследие Басё входят путевые дневники, самый знаменитый из которых "По тропинкам Севера", наряду с лучшими стихотворениями, представлен в настоящем издании. Творчество Басё так многогранно, что его трудно свести к одному знаменателю. Он сам называл себя "печальником", но был и великим миролюбцем. Читая стихи Басё, следует помнить одно: все они коротки, но в каждом из них поэт искал путь от сердца к сердцу.Перевод с японского В. Марковой, Н. Фельдман.

Басё Мацуо , Мацуо Басё

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги

Адриан Моул: Годы прострации
Адриан Моул: Годы прострации

Адриан Моул возвращается! Годы идут, но время не властно над любимым героем Британии. Он все так же скрупулезно ведет дневник своей необыкновенно заурядной жизни, и все так же беды обступают его со всех сторон. Но Адриан Моул — твердый орешек, и судьбе не расколоть его ударами, сколько бы она ни старалась. Уже пятый год (после событий, описанных в предыдущем томе дневниковой саги — «Адриан Моул и оружие массового поражения») Адриан живет со своей женой Георгиной в Свинарне — экологически безупречном доме, возведенном из руин бывших свинарников. Он все так же работает в респектабельном книжном магазине и все так же осуждает своих сумасшедших родителей. А жизнь вокруг бьет ключом: борьба с глобализмом обостряется, гаджеты отвоевывают у людей жизненное пространство, вовсю бушует экономический кризис. И Адриан фиксирует течение времени в своих дневниках, которые уже стали литературной классикой. Адриан разбирается со своими женщинами и детьми, пишет великую пьесу, отважно сражается с медицинскими проблемами, заново влюбляется в любовь своего детства. Новый том «Дневников Адриана Моула» — чудесный подарок всем, кто давно полюбил этого обаятельного и нелепого героя.

Сью Таунсенд

Юмор / Юмористическая проза