Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго

«Мое сердце навсегда принадлежит, — писал он ей, — той благословенной поре, когда я восторженно аплодировал первым стихам нашего Великого Виктора и когда мы с Аглаей[168] познакомились с вами, юной и прелестной подругой его славы, и сразу же вас полюбили. Увы! До последнего дня, когда Бог взял к себе мою бедняжку Аглаю, мы не переставали говорить о всех вас и вспоминать мельчайшие подробности столь милых дружеских знакомств. В поисках утешения я посетил Вогезы, был на водах Контрексвиля, а в то время Антони получил сообщение о музыкальном сборнике, подготовляемом вашей дорогой и очаровательной Аделью, которая вспомнила меня, попросив написать слова к „Песне пахаря“, приложив ноты своего „чудовища“. По возвращении я принялся за работу, и в конце месяца Антони отправил на Гернси мой дар (не осмелюсь сказать — поэтический)».

Не получив ответа на посланные стихи, Эмиль Дешан встревожился, решил, что они потеряны, и предложил молодой музыкантше выслать копию. Госпожа Гюго обновила сшитый в Париже туалет — белое муслиновое платье, в котором, по ее словам, она казалась «совсем молоденькой». Шарль везде бывал с нею вместе, составляя ей компанию в «легкомысленных развлечениях». Вместе они совершили и паломничество на Королевскую площадь, чтобы взглянуть на аркады и высокие окна того дома, где их семья жила до изгнания.

Тем временем на Гернси Виктор Гюго создавал шедевр за шедевром, заканчивал постройку «Отвиль-Хауз» — совместно со столяром Може (который вырезал по его заказу надписи на двух колонках: «Laetitia — Tristitia»[169] и на входной двери: «Perge — Surge»[170]). По-прежнему он не оставлял своим вниманием служанок, которые спали рядом с его комнатой. («Дано 20 франков Селине за то, что не кашляла прошлой ночью»): меблировал новый дом Жюльетты — «Отвиль-Феери» и мало думал о семейных делах. Однако исчезновение дочери Адели тревожило его.

Виктор Гюго — госпоже Гюго, 23 июня 1863 года:

«Ты, должно быть, получила письмо от Виктора, быть может, и от Адели? Нам кажется невероятным, чтоб она тебе не написала. Мы даже думали, что она обратится скорее к тебе, чем к нам, и сообщит тебе свой адрес. В этом случае ты, вероятно, поедешь к ней, чтобы привезти ее домой. Просто недопустимо, чтобы она добивалась замужества с этим человеком вопреки его желанию. Уж не кроется ли в этой „невозможности“ какая-либо тайна, которая потом обнаружится? Иначе чем можно объяснить странное поведение Адели, ведь мы выразили согласие и все одобрили? Не исходит ли отказ от него самого? Тогда как же Адель может унизиться до такой степени, чтобы бегать за ним?.. Срочно необходимо иметь определенные и подробные сведения… Нет ли семьи у господина Пинсона? Любовницы? Кто знает, быть может, у него есть дети? Напиши нам. Сообщи как можно подробнее. Поставь нас в известность обо всем, что тебе напишет Адель…»

Госпожа Гюго прибыла на Гернси 2 июля и уехала в Париж 15 августа. Одно из писем Адели, отправленное из Нью-Йорка 14 июля, пришло в «Отвиль-Хауз» после отъезда матери. Несколько позже беглянка сообщила родным из Канады, что она в Новой Шотландии, в Галифаксе, где находится гарнизон Пинсона, и что свадьба уже состоялась.

Госпожа Гюго — Виктору Гюго: