Читаем Олег Борисов полностью

С Базилевичем у Олега Борисова сохранились нормальные отношения. С Лобановским они стали друзьями.

Лобановский в тренировках добивался важной цели — достижения в игре аритмии. Баланса интенсивных действий на поле, взрывов с убаюкивающей соперника игрой, необходимой для восстановления сил и подготовки новых взрывных действий. Публике такая игра доставляла удовольствие. Она жила предвкушением очередных всплесков, взвинченной до пределов скорости, разящих контратак, забитых, быть может, голов и — наступления еще одной паузы.

Термин «аритмия», звучавший в разъяснениях Лобановского, был для футбола непривычен. В середине 1970-х этим нововведением в игре заинтересовался Борисов. «Об аритмии я только начинал задумываться. Что-то интуитивно чувствовал, но объяснить научно, с демонстрацией синусоид и кривых мне смог Лобановский». Мне казалось, что, наблюдая за футбольным действом, Олег Иванович проецирует свою работу, театральную, на футбол, находит что-то общее между футболом и театром. Сам он между тем говорил: «От меня ждут всевозможных аналогий, сравнений игры со спектаклем, с искусством. Но я всегда отвергал подобные банальности. Искренне любя футбол, все же был против подобных параллелей. Не стоит понимать превратно: не оттого, что одно занятие считал более высоким, другое — низменным, и даже не потому, что в понятия игра артиста и игра футболиста вкладываю совершенно разный смысл. Мне представляется сравнение неверным потому, что в игре на сцене и в игре на поле гораздо больше различий, чем схожести».

Аналогии, действительно, не совсем уместны. Однако сравнение подходов к созидаемому — в футболе и на сцене — вполне может быть. Борисов при встречах с Лобановским постоянно задавал ему вопросы о методах тренировочной работы, взаимоотношениях с игроками, с коллегами. Идея аритмии стала предметом обсуждений Борисова и Лобановского. Олег Иванович, думается, уловил в объяснениях друга и в матчах киевлян, им виденных, одну очень важную вещь: взаимоотношение с публикой через заданный ритм.

В потрясающей по воздействию на зрителя «Кроткой», которую Лобановский видел в те времена, когда она шла на ленинградской сцене, Борисовым был задан сложнейший ритм — с акцентированными и вместе с тем неожиданными, заставлявшими вздрогнуть и сопереживать паузами и взрывами, чередование которых не поддавалось строго отмеренному следованию времени. Олег Иванович, полагаю, разрабатывая вместе с выдающимся режиссером Львом Додиным идею сценической аритмии, хорошо понимал, что управлением ритма во время спектакля можно добиться весьма сильного эффекта воздействия на зрителей. Аритмию Борисов применил к пониманию сквозного действия, в котором нужны разрывы, повороты, сбросы энергии. Он открыл для себя необходимость в самых трудных случаях обнажать в характере героя странности, вбрасывая абсолютно необходимую, как говорит Анатолий Смелянский, «щепотку шизофрении», «щепотку сумасшествия».

«Он, — пишет Анатолий Смелянский о Борисове в „Кроткой“, — выстраивал сложную и очень замысловатую ритмическую линию, чтобы держать внимание зала. Он использовал опыт своего друга, тренера киевского „Динамо“ Валерия Лобановского, который искал тогда новые „аритмичные“ подходы к футбольной игре». Питер Брук, рассказывает Смелянский (фильм о Борисове из цикла «Мхатчики» он так и назвал — «Аритмия»), посмотрев «Кроткую», был поражен «амплитудой колебаний, предъявленных актером: необыкновенная душевная широта и мощь человека могли, когда актер хотел этого, сжиматься до размеров паука».

Мощнейший выплеск энергии Борисовым в «Кроткой» можно сравнивать с отдачей Лобановского на тренерской скамейке в важных играх, таких, как матчи за выигранные киевским «Динамо» европейские Кубки в 1975 и 1986 годах. Борисов восхищался тренерской концентрацией Лобановского. Если и представлять Олега Ивановича кем-то в футболе, то только, наверное, — тренером. Борисов и Лобановский и по поводу импровизаций (на поле и на сцене) сходились: когда хорошо «сколочено», «спаяно» на репетициях и тренировках, легче рождается нужная импровизация — только в строго заданных пределах! А то ведь можно так сымпровизировать — и в театре, и в футболе, — что исчезнет смысл. Олег, оперировавший термином «запрограммированная импровизация», приводил Валерию слова Всеволода Мейерхольда, считавшего, что импровизационного состояния артист может достичь лишь «при точном режиссерском рисунке».

И на парадоксальном, казалось бы, постулате их взгляды сошлись: и в футболе, и в игре артиста, результат может быть налицо, а может и вовсе не появиться. Это зависит от множества факторов, но в первую очередь — от тренировочного или репетиционного процесса. К тренировкам и репетициям Лобановский и Борисов готовились с той же тщательностью, как к матчам и спектаклям.

Было ощущение, что во время матчей с участием киевского «Динамо» Борисов сжимался и становился частью своего друга, который маятником раскачивался на скамейке запасных, и страстно хотел, чтобы часть эта другу помогла.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное