Олег Борисов

Собчак и Станкевич отказались выполнять свои обязательства. И для меня это была не юридическая, а моральная проблема. Стыдно, когда политические деятели не держат слово. Стыдно перед израильтянами.

Я пытался как-то выбить деньги».

На свой запрос Бовин получил ответ из Министерства финансов:

«По поручению Правительства Российской Федерации от 20 августа 1993 года (№ 6301) Министерство финансов Российской Федерации рассмотрело сообщение посла Российской Федерации в Израиле А. Е. Бовина об оплате проведенного в Израиле лечения жительницы Санкт-Петербурга А. И. Юлиной по обязательствам мэра Санкт-Петербурга А. А. Собчака, а также актера О. И. Борисова по обязательствам советника Президента Российской Федерации С. Б. Станкевича и сообщает следующее.

Минфин РФ полагает, что принятые финансовые обязательства мэра Санкт-Петербурга А. А. Собчака, вытекающие из его письменного обращения к премьер-министру Государства Израиль г. И. Шамиру, а также финансовые обязательства советника Президента Российской Федерации С. Б. Станкевича не дают основания для оплаты расходов по лечению А. И. Юлиной и О. И. Борисова за счет средств республиканского бюджета».

Российский посол обратился к руководителю администрации президента Сергею Филатову. Он не нашел времени для ответа. Тогда Александр Бовин попросил возглавлявшего правительство Виктора Черномырдина «лично вмешаться в это дело и дать указание соответствующим органам рассчитаться с больницами». Виктор Степанович не вмешался.

Кончилось тем, что за Собчака расплатились сами израильтяне. А за Станкевича (он был должен 22 597 шекелей) расплатилось позже правительство Кириенко.

Странным, на мой взгляд, образом объединили знакомую Собчака, которую питерский мэр из каких-то своих соображений отправил лечиться в Израиль, и великого русского артиста Олега Борисова, случайно попавшего за границей в экстремальную ситуацию. Государство (тот же Минфин) обязано помогать своим выдающимся гражданам. О том, что произошло в Израиле с Борисовым, всем было хорошо известно, в том числе и министру культуры России Евгению Сидорову, находившемуся в те дни в этой стране.

Алла Романовна рассказывает, что счета за пребывание Олега в клинике не оплачивали длительное время. Ей позвонили 28 апреля 1994 года из Министерства здравоохранения Российской Федерации и сообщили, что долг в четыре тысячи долларов погашен. Сообщили через полчаса после того, как Олег Борисов умер.

Из больницы к себе домой Олега забрали Михаил и Наталья Носенбаумы — молодые люди, когда-то жившие в Ленинграде. Михаил — доктор-нефролог, работал в «Хадассе». Пока Олег находился в клинике, Алла жила у них. Михаил и Наталья принимали Олега и Аллу по-королевски: везде сопровождали, знакомили со всеми достопримечательностями. Они побывали в Тель-Авиве у Михаила Козакова, в Беэр-Шэве у писателя Ильи Войтовецкого, к ним, чтобы встретиться с Олегом, приезжал бывший актер театра «Современник» Валентин Никулин…

Профессор, консультировавший Олега Ивановича в Иерусалиме, сказал: «Я бы своему больному порекомендовал вырезать селезенку». И написал на сей счет рекомендацию. «Потихоньку я отходил, — записал в дневнике Борисов, — но одна мысль не покидала меня: сколько еще доставлять мучений окружающим и своим близким — Алене, которая потеряла со мной сон, и Юрке, который ждет не дождется дома?..» В Израиле Олег сказал Алле: «Мне бы еще протянуть пару лет. Юре помочь».

25 апреля 1993 года Борисов записал в дневнике: «Осуществилась мечта моей жизни: „Путем страданий“ я подошел к Базилике Гроба Господня. Прошел по этим маленьким улочкам все 14 остановок Крестного пути». Однажды, когда Олег Иванович в большой спешке читал книгу «Дневник Вацлава Нижинского» (дали всего на день), он нашел в ней мысли, глубоко его тронувшие: «„Чувствую, что Бог идет навстречу тем, кто ищет Его. Я искатель, ибо я чувствую Бога. Бог ищет меня, и поэтому мы найдем друг друга. Бог — Нижинский“. Так кончается его книга. Хотел бы повторить: „Бог — Олег Борисов“, но, наверное, не решусь, потому что слишком поздно становлюсь искателем Его…»

На размышления об истине Олега Ивановича больше всего наводило чтение любимого Достоевского, которого, как он сам выражался, читал «всего, подряд, не торопясь». Находил в «Дневнике писателя», что истина выше нас, выше того, что наша жизнь, выше того, что наша Россия, может быть, выше Бога — или это одно и то же.

Ему нравился поиск внутреннего перевоплощения, он занимался поступками своих персонажей, определял для себя, почему они так или иначе поступают. Разгадывал загадку, тайну человека, и называл это самым высшим, что только может быть…