Октябрь, который ноябрь

Вернулся дядя Филимон, глянул на кучку картофельной шелухи, почесал нос и сказал:

— Пошли, что ли, Борис? А то дадут подряд в неурочное время, а мы все шляемся.

— Ежели завтра придете, я картошки сама сварю, — сказал платок. — Мне одной в горло все равно не лезет.

— Придем, да только подгадать с обедом не выйдет, — кашлянул отец. — Я денег оставлю, за хлебом зря не стой, попробуй муки купить. А то вообще дурь выходит: деньги есть, а обедаем как попало. Только если вздумаешь на улицу выходить, волосья причеши, а то перепугаешь прохожих.

— Шли бы вы, отец, себе, — сердито сказали из-под платка.

— Гм, имеешь ты, Бориска, подход, — отметил Гаолян на улице.

— Это дух картофельный. В нем крахмал, а он бодрящее вещество, — скромно объяснил Борька.

— Это тоже. Только есть в тебе простота, немудреная, но доходчивая, — похвалил дядя Филимон. — Как закончим, и если живы будем, может тебе в учителя пойти выучиться?

— Мне?! — изумился Борька. — Да я с уроков в ремесленном деру давал. Разве время в классах штаны просиживать, закон Божий зубрить?

— Ну, так иные школы будут, наверное. Детей по-новому учить станут. По-рабочему. Чтоб слабины никогда не давали, делом занимались, не сидели с горя под платками.

Борька подумал, что такие школы очень нужны. Но это уж когда-то потом случится, и другие люди в тех школах будут учить. Тут бы с руками совладать, чтоб в нужный момент прицел браунинга и пулемета куда попало дрожь не уводила.

Литейный проспект, конспиративная квартира Центра

Три дня до дня Х.

…- Не сомневайтесь, рука не дрогнет! — кратко заверил Алексей Иванович.

— Вся надежда на вас! — повторил представитель Центра. — Наши дела не остаются незамеченными, с вас берут пример многие честные люди. Строго между нами могу намекнуть — уже формируются добровольческие офицерские отряды. Даст Бог, успеем, предотвратим катастрофу. К сожалению, мерзавцы в Смольном учуяли опасность. Только что совершено нападение на генерала Полковникова. По счастливому стечению обстоятельств сам генерал не пострадал. Нападающие хладнокровно расстреляли его охрану, но Георгия Павловича в экипаже не было. Спешат большевики, ошибаются.

— Помилуйте, но этот ваш Полковников… — Алексей Иванович сочно выругался. — Трусливое временное ничтожество, а не главнокомандующий округом^[6]!

— И все же именно в его подчинении ударные батальоны, ему верят казаки, у него есть орудия. Ах, нам бы две-три батареи и решительных командиров! Будем надеяться, Полковников решится и твердо встанет на сторону спасителей Отечества. Но сейчас не об этом, дорогой наш Понедельник. Мы имеем сведения о мерах, предпринимаемых большевиками… — представитель Центра, представляющийся кличкой «Гид», огляделся и понизил голос. — Откровенно говоря, в подобное коварство ВРК трудно поверить…

Алексей Иванович старался не морщиться. К чему эта театральность, эта манера поминутно озираться? Центр пытается свершить невозможное — спасти гибнущую Россию, а его представители похожи на провинциальных актеришек. Конечно, это обманчивое впечатление — Гид чрезвычайно осведомлен и по-своему весьма неглуп. Но манеры… Естественно, люди с физическими изъянами склонны к экзальтации, но не да такой же степени. К чему переходить на шепот, если в комнате лишь трое — еще один представитель Центра, устроившийся за письменным столом, полностью сосредоточен на карте города, коротко чиркает карандашом, кстати, очень недурственным карандашом.

— Мы хотели просить вашу группу заняться этим делом, — продолжал Гид. — Никого более надежного Центру не найти, а ошибиться в подобном вопросе — смерти подобно. Понимаю, задание не по вашему профилю, сугубо разведывательное.

— Давайте-ка к сути дела, — потребовал Алексей Иванович, доставая портсигар…

…- Быть такого не может! Даже эти варвары на такое не пойдут, — Понедельник не глядя, давил едва начатую папиросу в пепельнице, пепел пачкал ногти. — Немыслимо! Чудовищно!

— Да, скифы — вы! Да, азиаты — вы, с раскосыми и жадными очами! — внезапно и скорбно продекламировал Гид. — Увы, нам придется поверить в самое страшное.

Несмотря на шок от чудовищной новости, к счастью, еще не подтвержденной, Алексей Иванович в изумлении уставился на собеседника^[7]. Продекламированная строфа не звучала идеально — чего-то в ней не хватало. Но образ, отточенный, яркий, внезапный… Дикие скифы — именно! Да-да!

— Ваше? — не удержался бывший литератор.

Гид глянул с усмешкой:

— Баловался в юности. Пока был способен нормально писать. Сейчас не до рифмоплетства.

— Весьма недурно, — осторожно похвалил Алексей Иванович — ему с трудом верилось что Гид, с его очевиднейшим косноязычием и не совсем чистой малороссийской речью, мог сочинить что-либо, кроме неуклюжего любовного сонетика. С другой стороны, «скифская» строфа ярка и чеканна, впечатывается в память намертво. Не украл же ее Гид в самом деле? Чернявый, обиженный судьбой, неуместно язвительный, но приличный же, честный человек.

Гид глянул нетерпеливо: