Октябрь, который ноябрь

— Это невозможно! — сказал Александр, складывая лист. — Это будет слабостью. Слабостью нашей организации и моей лично. Лучше умереть с достоинством.

— Знаем-знаем. «Двое стоят друг против друга на поединке. Один уже выстрелил в своего противника, другой ещё нет…» сказали вы матери. Достойные слова. Но борьба не окончена. Она будет длинной эта борьба, и вы нужны партии!

— Я не проявлю малодушия!

— Естественно, не проявите, товарищ Александр. Между нами говоря, каторга — не курорт. Но пребывая там, мы оставляем возможность продолжать борьбу. Так надо, товарищ Ульянов! Вот сунуть голову в петлю, да ногами подергать, это, уж извините за цинизм, дело нехитрое. А кто новую Россию строить будет? Утром немедля пишите прошение о помиловании и отдаете надзирателю.

— Я не могу.

— Можете и должны! Нам нужны проверенные борцы, опытные серьезные товарищи. Устроим побег с каторги или из ссылки, придете в себя, поведете настоящую революционную работу, женитесь. Нам нужны племянники…

— Кто? — узнику показалось, что он ослышался.

— Дети, внуки, племянники и племянницы — нам все нужны! Революция и строительство нового справедливого общества — это задача на ближайшие десятилетия. А то и столетия. Ясно, товарищ Ульянов? — девушка ободряюще хлопнула узника по плечу. — Все, я исчезаю. Свечу оставлю, а письмо давайте сюда.

Александр наблюдал, как связная комкает лист и с явным отвращением запихивает в рот.

— Можно было сжечь.

— Фефел фыдаст, — невнятно пояснила подпольщица.

Узник подал ее кувшин с водой.

— Благодарю, — девушка управилась с уничтожением улики, поправила очки. — Нужно все же потоньше бумагу использовать. Непременно поставлю на вид товарищам, а то взяли моду… Что ж, товарищ Ульянов, прочь сомнения. Пишите прошение на помилование, не сомневайтесь, пусть поганое самодержавие подавится. Нас ждет работа и роковые бои. Да, кстати…

Простонародно крякнув, девушка извлекла из-под душегрейки бутылку:

— Шустовский. Сама, естественно не употребляю, взяла для товарищей. Вы в четвертой по счету камере оказались, коллеги чуть согрелись. Серьезно помочь всем не могу, так хоть по капельке. Тут еще на донышке булькает…

Узник медленно тянул маслянистую ароматную жидкость. Посланница подождала, пока он выцедит последние капли, забрала бутылку и дунула на свечу…

Опустевшая камера показалась огромной.

Бред. Откровенный бессмысленный бред. В ожидании смерти случается и не такое. Не было здесь никого.

Александр вытянул руку, нащупал свечу. Фитиль слабо и приятно ожёг пальцы. Хорошая свеча. Нужно будет спрятать от надзирателей.

Спрятать свечу, написать прошение. Пусть это и кажущаяся слабость, товарищи правы — пользы от живого Ульянова больше, чем от мертвого. Да, трудно решать, когда все уже решено. Но иногда нужно уметь повернуть и пойти иным путем. Пусть некоторые примут за трусость. В борьбе применима различная тактика.

* * *

Его ждал Сахалин, каторга, работа зоолога-исследователя, затем поселение на материке. В 1901 году Александр Ульянов ввиду тяжелой болезни был окончательно помилован. Успел вернуться в Симбирск. Умер 1-го февраля 1902 года в кругу родных, на руках матери и жены.

* * *

— Мерзкая крепостица эта Орехово-Шлиссельбургская, — сообщила Лоуд, падая на кровать. — Сырость, на речку страшно глянуть, да еще с камерами напутано. Но нашла, убедила. Ну, если он не совсем спятил на жертвенной почве, напишет.

— Я думала, ты освободишь кого-то, раз уж туда нагрянула, — осторожно призналась Катрин.

— Да я их, тамошних зэков не особо знаю. И потом, разочарованная я в этих освобождениях.

— Что так?

— Одно время, каюсь, работала в этом направлении. Без всяких там искажений историй, ты не думай. Выдергивала в последний момент, с эшафотов, крестов и прочего мемориального мгновения. По сути, властям даже облегчение: хоронить не надо, пепел развеивать. Собралась неплохая команда, так сказать, заново-рожденных. Мир не земной, условия хорошие, планы были шикарные — типа, показательную конкисту утроить.

— И что?

— Не сошлись они характерами, — раздраженно пояснила Лоуд. — Замудохалась я им лечить ножевые и прочие психологические травмы. Индивидуалисты они, эти лидеры разновременные, и оттого мало сочетаемые. А какие люди были?! Степа Разин, Марат Жаннович, Ваня Каин, Пугач, Эрнесто с Криксом. Кстати, в истории наврано — сам Спартак вовремя свалил на «заранее подготовленные», это он молодец.

— Гм, даже боюсь спрашивать о деталях. Но Нестор-то как?

— Святое не трожь, — мрачно отрезала оборотень. — Никуда я его не выдергивала, но дружили мы крепко. В смысле, и дружим, поскольку… Э, вот что у вас за жизнь, у людишек? И оглянуться не успеешь, а уже…

— Да, коротковата жизня.

Глава пятая Ошибки

Набережная Фонтанки

Три дня до дня Х.

Октябрьская утренняя тьма все еще укутывала улицу. Коляска и конвой показались по другую сторону моста. Казаков всего двое, рысят позади упряжки.