Октябрь, который ноябрь

Александр машинально перекрестился. Что все это значит?! Нужно что-то сделать. По крайней мере, с этими оглушающими дверьми. Черт знает что такое, не двери, а мортиры какие-то.

Он вошел в столовую. Супруга уже была там. Естественно, не в неуместном светлом платье, а в элегантном, темно-синем, вполне к случаю. И сама Мария Федоровна очень уместная — не юная, но красивая, стройненькая, абсолютно понятная. Удивилась, что супруг задержался, но всмотрелась и обеспокоилась.

— Что с тобой, Саша?

— Сейчас шел и вдруг задумался, — император сел, взял салфетку. — Возможно, их стоит помиловать? Не смотри на меня так. Я об этих мерзких мальчишках из «Народной воли», так мечтавших меня укокошить.

— Но они ведь и на суде ведут себя весьма дерзко, — осторожно напомнила супруга. — Помилование будет выглядеть нашей очевидной слабостью и подаст дурной пример их последователям.

— Полагаю, это зависит от формулировок приговора, — задумчиво поведал Александр. — Мне пришла в голову мысль, что выставить человека глуповатым гораздо действеннее, чем сотворять обществу сомнительного лже-героя и мученика. По крайней мере, лично мне крайне тяжело чувствовать себя круглым дураком.

— Боже, Саша, но разве ты дурак?!

— Порою. На меня вредно действуют хамские двери.

Александр Александрович любил жену и не собирался ее мучить нелепыми рассказами о потусторонних видениях и запахах веников. Что касается помилования… Воспитанные и цивилизованные люди могут себе позволить проявлять милосердие. Иногда. И всякие сверхъестественные явления к этому милосердию никакого отношения не имеют.

* * *

— Так, с двумя Александрами мы управились. В целом, император произвел приятное впечатление, — сообщила Лоуд. — Хотя водочкой от него попахивает и вообще медведь какой-то — швабру мне чуть не сломал. Но так-то неплох — визжать и звать охрану не вздумал.

— Ты тоже была недурна, — признала напарница.

— Естественно. На будущее нужно учесть две вещи. Во-первых, я нормальное земноводное с естественной температурой тела. Парить на зеркало мне трудно. Задумка с чаем недурна, но сначала в пасти шибко горячо, потом боишься что остынет. Императоры они не электрички, отнюдь не по графику на меня выбредают. Во-вторых, копировать людей нужно по современным им изображением. В мою императрицу ваш Александр не поверил. Слишком миленькой вышла моя версия. Ну, да ладно, результат положительный.

— Да, теперь третий Александр на очереди.

— Вот никакого разнообразия. Хотя бы Степана какого или Ермолая предложили. Худо, что мы номера камеры не знаем…

— Да с этим не успели.

Апрель 1887 года

Шлиссельбургская крепость

Ночь, ни звука. Даже шаги часовых не слышны. Треугольник стен, окруженный холодной Невой, а внутрь тьма, сырой камень, но камера уже не кажется тесной западней. Она, камера, часть мира. Огромного, в котором, так много всего. В могиле куда теснее.

Умирать в двадцать четыре года не хочется. Но нужно. Честь народовольца требует.

Скоро. С исполнением приговора тянуть не будут. Жаль, мало успел. Мало, как мало…

Вытянувшись под тонким одеялом, Александр смотрел во тьму потолка. Мысли скользили туманные, неопределенные. Свидание с матерью, короткие письма, густо измаранные цензорами. Не о чем думать. Не о чем…

Узник вздрогнул — тьма рядом наполнилась. Что-то живое, пахнущее духами, дымком самовара, чуть-чуть рыбой.

— Сидите, товарищ? — осведомилась тьма требовательным женским голосом. — Ульянов Александр Ильич, так?

Узник рывком сел, судорожно стиснул одеяло.

— Ага, вы значит, он и есть. Это хорошо, наконец-то, — резковато одобрила тьма.

Что-то щелкнуло, замерцал живой огонек. Александр прикрыл ослепленные глаза, но успел заметить узкую руку, блеск круглых очечков.

Фантастическая гостья зажгла свечу и сухо сказала:

— Подвиньтесь, Александр, я присяду. Если не возражаете.

Узник смотрел сквозь пальцы на свечу и гостью, пристраивающую ярчайший источник света на каменный выступ стены. Девица: невысокая, сухощавая, в строгом под горло платье и странной меховой безрукавке.

— Вы — бред?

— Отнюдь! — девушка строго поправила очки. — Я связная. Прежде всего, позвольте пожать вашу честную руку. С методами «Террористической фракции» я категорически не согласна, но отдаю должное вашему личному мужеству.

Узник машинально подал руку. Ладонь в перчатке была небольшой, но рукопожатие гостьи оказалось крайне энергичным.

— Послушайте, но этого не может быть, — прошептал Александр.

— Может! Возможности науки безграничны. Прогресс не стоит на месте! Методика тайного проникновения по технологии Уэллса-Глорской. Вы Уэллса не читали? Напрасно! Поразительной фантазии человек. Ну, еще прочтете.

— Едва ли, — прошептал приговоренный.

— Как раз об этом и идет речь, — девушка вытащила из рукава письмо. — Вам послание от товарищей.

Александр взял письмо. Бумага, конверт были настоящими. Как и запах духов — тонких, невыносимо волнующих, экзотичных. Узник на миг зажмурился, взял себя в руки и повернул бумагу к свету.

Письмо было коротким…