Снова лифт и самый последний этаж под крышей. Кнопка на панели держится отдельно, как наказанный за шалости ребенок. Его в угол поставили, а он смотрит украдкой оттуда, как играют и смеются другие дети. В какой угол сейчас поставят меня?
Двери кабины открываются, и на меня обрушивается поток летнего зноя. Прозрачные стекла с легкостью пропускают весь жар светила на полукруглую площадку перед лифтом. Совершенно пустую, если не считать единственной двери в стене. Что может быть в медицинском центре так высоко? Под самым шпилем.
– Проходи, – тихо говорит капитан, касаясь ладонью считывателя замка, – я здесь живу.
Комок бумаги в кулаке становится влажным от пота. Все еще не верю. Надеюсь, что шутка, но нет. Обычная прихожая обычной квартиры. Форменная куртка на вешалке, высокие армейские ботинки на подставке и зеркало с моим бледным лицом. Внутри так же жарко, а стоит мне переступить через порог, с потолка тянет холодным воздухом.
– Я выключаю климат-систему, когда ухожу на дежурство, – рассказывает капитан, – не зачем ей впустую молотить. Я один здесь, гостей почти не бывает, никто тебя не найдет и не потревожит. Сухпаек на кухне где-то в шкафах, в холодильнике тоже что-то есть. Располагайся, а я на работу опаздываю. Я закрою тебя, надеюсь, охрана у дверей не понадобится? Сбегать собираешься?
– Некуда мне бежать, – оборачиваюсь к нему и нахожу в себе силы посмотреть в глаза. – Обещаю не устраивать погром. На этот раз честно.
Мимика на лице капитана играет, как у хорошего актера. Сначала он недовольно хмурит брови, потом скептически кривит губы, а в завершении морщится, как от горького лекарства.
– Погром я выдержу, лишь бы не пожар или потоп. В котором часу ты принимаешь препараты?
Вот оно. Списал все на буйство умалишенной. Логично для медика, но мне неприятно.
– Я не сижу на препаратах.
– Почему?
В глазах Публия вспыхивает удивление пополам с настороженностью. Как теперь объяснять, что они не нужны? Не поверит же.
– Стойкая ремиссия. Только витамины, анальгетики от головной боли и снотворное иногда.
– Хорошо, – отвечает капитан, а я по тону догадываюсь, что плохо.
Важный очень, раз живет в главном медицинском центре. Перед таким врачебная тайна – не тайна. Залезет в историю болезни, а там вся моя красота с обмороками, припадками и тремя попытками суицида.
– Вечером вернусь, – обещает Назо, разворачивается и уходит, закрывая за собой дверь.
Что за приказ такой сочинил генерал, раз мудрецов по квартирам офицеров прячут? Понимаю, хотел забрать себе Мотылька на законных основаниях, но при чем тут я? Хорошо, что в предсказании художник, а не медик, это успокаивает. Но вторгаться в чужую жизнь страшно даже по принуждению.
Пока я нерешительно мнусь в прихожей, рассматривая через коридор очертания квадратных диванов в гостиной, из-под вешалки с противным попискиванием выкатывается дрон-уборщик. Маленький домашний робот, убирающий пыль, подметающий грязь и протирающий пол влажным валиком. В центре такие выкатывались на работу утром и вечером, а у капитана автоматически настроены под его график. Уборщик тычется в ноги и бесшумно сканирует меня, определяя параметры препятствия. Ухожу с дороги, чтобы не мешать. Сначала нужно найти бумагу и карандаш, а то снова что-нибудь разобью или сломаю.
Глава 4. Лимонный пирог
Публий
Тьер, у меня в квартире женщина! Думать не хочется, в какой шкаф она может залезть и что там найти. Нет, расчлененные тела я в холодильнике не прячу, дневников не веду и секретных записей дома не храню, но все равно неуютно. Теперь не раздеться до домашних штанов и не расслабиться, комментируя действия коллег и пациентов. Не принято у офицеров материться при женщинах. Спать ей опять же нужно где-то, продовольственный паек на нее брать, одеть во что-то. Не в больничной же форме она будет сутками. Разделить быт на двоих сложнее, чем посох сломать. Женщина в квартире сразу окажется везде. Я уверен, что как бы чисто не убирались дроны, вернувшись, застану Поэтессу с тряпкой в руках. Словно я грязное животное, а не капитан пятой армии. Кхантор бэй!
– Летум, – сдерживая раздражение, бормочу в гарнитуру, – перешли мне историю болезни мудреца Поэтессы.
– На сколько дней открывать допуск? – деловито интересуется главный врач объекта ди два лямбда пять.
Только вопрос не ко мне и даже не к генералу, а к начальнику его службы безопасности. Как долго майор Рэм будет искать организатора покушения? Мне каждые сутки покажутся вечностью.
– На три дня, дальше посмотрим, – отвечаю и через паузу слышу, как капитан Дар подтверждает отправку.