Океан

Чесноков после душа, плохо вытершись по своей давней привычке, мокрый, с капельками воды на теле, с голым торсом, обосновался в кресле. Перелистывая бумаги, разложенные на столе, он ушёл в раздумье и грыз ногти. Вяземский, как всегда, зашёл к нему без стука:

– Не ешь пальцы, лучше бутерброды пожуй, – он бухнулся рядом в кресло и стал щелкать пультом телевизора, потому как Чеснокову было безразлично, что там показывают.

– Чего призадумался?

– Посмотри, что Маликов раскопал, – он бросил ему пакет с фотографиями жёлтого цвета.

– И чего тут? – нахмурил лицо Вяземский, шевеля усами.

– Во-первых, парень соображает в электронике, это видно, и вообще подкован в механике. Есть интересные рисунки на обоях. Тебе это ничего не напоминает? И вот это… – он ткнул пальцем на одну из фотографий. – Коран. Ну, как?

– Есть о чём призадуматься. … Впечатляет. А где сам Костик?

– Спать пошел.

– Изгонялся капитан?

– Да выпивши он, с участковым в конце работы расслаблялись.

– Имеет право. Ну, что ты думаешь, мы добрались до главного и скоро поедем домой?

– Этого не обещаю, но теперь есть хоть что-то конкретное.

– Ну и что ты думаешь? Он причастен?

– Тут не знаешь, что и думать. У Борисова крыша поехала, это точно, в самоубийстве ему никто не помогал – это уже доказано. Находим Наумова, и тоже не слава Богу – в психушке.

– И ты думаешь, Гульц поможет разобраться?

– Будем надеяться.

– Ты знаешь, я уже отсюда чувствую настроение Москвы. Там бы всех больше устроило, что виноваты чеченцы, тот же Абдулгамидов, но уж не какой-то парень из психушки.

– Мы ещё не доказали, что чеченцы тут ни при чём.

– Считаешь, если у него дома Коран, он помешанный фанатик?

– Одно то, где он сейчас находится, говорит о том, что у него не всё в порядке с головой.

– Ладно, ничего я не понимаю в этих дебрях, ждем Гульца, я спать.

– Иди, я ещё посижу.

Луна.

Луна, её видят многие. Одни теряются в догадках – какую тайну она скрывает, какая опасность таится за её чарующим блеском? Другие наслаждаются этим наполненным мистикой космическим объектом. Кто-то её даже ненавидит за печальное безразличие её взгляда на мелких обитателей Земли.

Глядя на луну, через которую, как через зеркало, отражается всё движение черни, как брызги грязи разбросанной по земле, сейчас он ненавидел её. Не за безразличие, как некоторые, а за то, что она потакает злу, даже разжигает его пламенем своей мистической мощи, которая после озарится кровью.

Сильно измучив зрение, он, наконец, увидел свое лицо в окне, освещённое сатанинской луной. Чужие горящие глаза смотрели на него. Лицо было строго и уверенно.

«Что ты смотришь? Останови всё это!»

«Звери бывают разной породы, к какой из них относилось это животное точно сказать трудно. В душе он был шакалом, но у него не было стаи, которой привыкли держаться эти животные. Одиноким охотником – львом – он тоже не был, ибо привык нападать со спины, исподтишка, прикинувшись добродушным соплеменником, выбирая моменты, когда жертва, находясь в полном спокойствии, отобьётся далеко, чтобы никто не видел, как он напал.

Ему нравилось, как его окрестили газетчики – «оборотень – под светом полной луны он превращался в зверя неизвестной породы». Как ему это льстило! Как ему всё это нравилось, ему даже становилось трудно выждать полнолуния, ведь оргазмы смерти стали такими прекрасными, и вовсе улетучился страх, какой присутствовал раньше.

«Сегодняшняя ночь не пройдет без любимого кайфа».

Предчувствуя наркотическое возбуждение, он разглядел жертву – она приближалась сама к его машине.

– До набережной не подвезете? Тут рядом.

«Да её мне сам Бог послал».

Внезапно она повернулась к нему спиной, но вместо затылка было другое лицо, похожее на маску, вместо глаз у которой были окна с видом на преисподнюю.

– Рядом, там и до ада рукой подать, – голос был не человеческий, металлический, грубый.

Когда сладкий, в ожидании наркотического удовольствия, сон превращается в кошмар, ты громко кричишь, но никто не слышит, изо рта выходит только сдавленное шипение. Заточенное острие копья с хрустом пробило сердце.

Сатана громко смеялся.

– Следующая остановка – Ад».

Колобов, вспотевший, вскочил среди ночи.

– Ничего себе приснится

Он встал, пошёл на кухню. Он дошлёпал до холодильника, волоча за собой тапки и подтягивая трусы-парашюты, нашёл молоко и увеличил удельный вес своего желудка на один литр питательного продукта.

– Во, приснится-то.

В окне кухни горела белая полная луна.

– Во, вражина, светит, а маньяк при такой луне охотится. Опять объелся, теперь не усну.

Двигая по линолеуму тапки, он направился обратно в спальню.

***

Кабинет майора милиции Колобова стал постоянным пристанищем и перевалочным пунктом для Маликова и Вяземского, у каждого был любимый стул. Три полки по честному поделили на троих, по полке каждому. Документы там никто не держал, зато они были полны, как в детском садике, любимыми игрушками-безделушками.

Во время бесед оттуда появлялся то пластиковый пистолет, то ещё Бог весть какие забавы. Колобову это даже нравилось. Колобов был сегодня за повара.

– Чего ты сегодня такой, Лёша?