Океан

Наталью трясло, каким-то образом чёрная кровь, струившаяся из брови Наумова, измазала её халат.

– Я схожу за бинтом, – сказала она Чурилову.

Было воскресенье, врачей не было, дежуривший врач куда-то отлучился, поэтому решение нужно было принимать самим медсестрам.

– Галя, ну что? Ему, наверное, нужно укол сделать?

– Пусть врач решает, а то влетит ещё.

– А где он?

– Не знаю.

В дверном пролете появились лица любопытных больных, следивших за дракой, а теперь желавших поближе рассмотреть буйного больного.

– Что вы тут глазеете, подходя трусливой поступью шакалов, прячущих свои мелкие трусливые душонки и возбуждённых запахом крови. Обманывая себя тем, что вы ещё люди, вы запутались в свои пижамы, изображая разумных существ, мечтающих набить своё подлое чрево, воруя друг у друга хлеб и сигареты. Что вы смотрите, пожиратели падали, али вы думаете, что спрячетесь от мрака, надвигающегося на каждую вашу мерзкую душонку? Или ваши пижамы укроют вас от страхов, наполнивших вас за невежество, за ту мерзость, в которую вы превратились?

Он говорил давящим монотонным голосом, который в почему-то нависшей тишине, воцарившейся в обычно шумном отделении, казался парализующим криком, разгоняющимся всё быстрее и быстрее, действуя на подсознание.

– Так радуйтесь, черви, своей поганой жизни, ведь именно её вы и заслуживаете, потому как давно перестали быть людьми, а стали пресмыкающимися, достающими бычки из сортира и сплевывающими в унитаз таблетки. Так неужели вы думаете, что минует вас ужас разоблачения вашей сущности и не получит каждый того, чего заслуживает? И та мерзость, которой вы наполнены по собственной воле и не хотите выблевать из себя наружу, сожрет вас изнутри.

– Дядя Саша, пусть он заткнется, – первым не выдержал натиска непонятной власти на больную нервную систему Заур Хаджибеков. Он заткнул уши руками, не желая таким образом выдерживать натиски на воспалённый мозг неизвестных сил, давящих на подсознание и задевающих за живое непонятным страхом. Он ходил с Чуриловым выносить мусор и не видел до этого произошедших сцен, следов запекшейся крови на линолеуме, и ему страшно хотелось ударить этого привязанного неистовствующего человека.

Это был первый сигнал к необратимому массовому психозу. Старый опытный санитар Чурилов это слишком поздно понял и принялся закрывать ладонью рот Наумова, крикнул санитару Ване, после последних событий стоявшего как парализованный, чтобы бежал в процедурную и торопил Наташу с уколом.

После этих суматошных минут, пережитых в хаосе, уже точно и не помнят тех слов, выброшенных в глубины подсознания замерших от страха обитателей и взорвавших мирный климат в прах. Началась массовая истерика, и отделение взбесилось. Первым был привязан Заур Хаджибеков и еще пятерка рядом с ним, других санитары разгоняли по палатам. Всю смену пришлось успокаивать разбушевавшееся стадо. Это была одна из самых жутких смен для Натальи. После успокоительных уколов обезумевшим, она безразлично смотрела из двери процедурной, как санитарка стирает запёкшуюся кровь после драки.

– Кто этот парень, откуда ты его знаешь? – спросила медсестра Галя.

– Лежал здесь два года назад.

– А почему я его не помню?

– Как не помнишь? Это тот, который сбежал, а спустя три месяца опять попал с попыткой самоубийства, я его тогда всю ночь откачивала.

– А, помню.

– Пойдем, покурим, устала я.