А ведь двадцать с лишним лет прошло с тех пор, как они расстались. Тогда обе были молоденькими, тоненькими девушками, одна — с длинной черной косой, другая — русоволосая. В одной школе учились, вместе вступали в комсомол. Теперь это были средних лет женщины. Давно рассеялся розовый туман юношеских грез. Ильшат была несколько полной, с высокой грудью, дамой. В ее иссиня-черных волосах не было ни одной седой нити. Смуглое лицо не портила ни одна морщинка, только родинка на правой щеке как будто стала чуть крупнее. И все же в ее манере держаться, разговаривать, в смехе, походке, движениях не хватало той особой легкости, которая делает человека молодым даже в очень пожилые годы. Точно тяжкий груз прожитых лет давил на плечи. Странно, но, казалось, эта цветущая женщина чем-то подавлена, и Надежда Николаевна со свойственной ей чуткостью очень скоро заметила это. «Ильшат, вероятно, тоже поражена переменой, происшедшей во мне», — мелькнуло у нее.
Но Ильшат показалось, что Яснова стала даже привлекательней, чем в молодости. Фигура у нее сохранилась почти прежняя. Только вот прядь волос надо лбом побелела. «И голос такой же милый, как в девичьи годы», — подумала она.
Судьбы этих двух женщин, росших чуть не рядом, в одной слободке, воспитывавшихся в одной и той же рабочей среде, были так несхожи. У Ильшат и муж и сын с ней. А теперь еще и родные. Разве это не счастье! А Надежда Николаевна вот уже более десяти лет живет без мужа, даже не знает точно, жив он, нет ли. И с сыном пришлось расстаться. Одна-одинешенька. Все утешение в работе, в труде.
— Почему ты, Надя, отдала сына в военную школу? — спросила Ильшат, от души жалея подругу. — Лучше бы ведь было, если бы он гражданскую профессию выбрал. Жили бы вместе.
— Для меня, конечно, лучше. Но Марат… — и в том, как Надежда Николаевна произнесла имя сына, чувствовалась гордость матери за сына, — но Марат сказал, что не собирается выбирать для себя легкую профессию. Хоть и тяжело мне было, но я решила не противиться его желанию. Он и лицом весь в отца, и характер у него отцовский.
Ильшат некоторое время шла молча, — думала об Альберте. На душе кошки скребли от сознания, что всякий раз, как в разговоре приходится упоминать о сыне, сердце ее не только не наполняется материнской гордостью, наоборот, — сжимается от скрытого страха, гнетущего беспокойства.
Свернув в узенький переулочек, обе разом остановились. Окруженный садом, там стоял старенький двухэтажный деревянный дом.
— Наша школа! — Черные глаза Ильшат влажно заблестели в темноте.
— Сейчас здесь детские ясли, — сказала Надежда Николаевна. — Школа чуть подальше. Новое каменное здание. Недавно построили.
Ильшат не слышала Надежды Николаевны. Она вся ушла в воспоминания. Давно ли они дрались с мальчишками, всем классом шумно выбегали в сад. Словно вчера все это было… А сколько воды утекло!
Пошли расспросы об учителях, об одноклассниках. Такого-то встречала? А такая-то где? Кем работает? Какой институт кончала? Такие-то дружили очень, — не поженились?
Разговаривая, они свернули в узенький проулочек, где когда-то стояли домишки их родителей. Теперь от этих старых развалюшек не осталось и следа. На их месте поднялись пятиэтажные каменные дома.
Удивленно оглядываясь по сторонам, Ильшат спросила:
— А где же дом Ахметша-абзы?
Надежда Николаевна показала. Ильшат никогда бы сама не узнала его. Им, девчонкам, этот дом представлялся чуть ли не величественным и, уж во всяком случае, самым большим, самым красивым в Заречной слободе. Таким он и остался в памяти Ильшат, великолепный дом Ахметша-абзы, теперь затерявшийся среди множества новых многоэтажных каменных домов и казавшийся таким жалким, маленьким и невзрачным.
— Как изменилась наша Заречная слобода! — сказала Ильшат. — А в моем представлении она все оставалась прежней.
— Да, старые картины сохраняются лишь в нашей памяти… — сказала Надежда Николаевна упавшим голосом.
Они повернули обратно. Снова начало моросить. Тучи сгущались. Подул холодный ветер.
— Не нарадуюсь я, Надя, что опять в Казани, — говорила Ильшат. — Где мы только не жили — в Москве, Ленинграде, Свердловске, Магнитогорске… И неплохо жили, в достатке, но меня всегда тянуло в родную Казань. Видно, и вправду в гостях хорошо, а в отчем доме лучше. Я рада, что мы по-прежнему вместе. Заходи ко мне почаще.
Надежда Николаевна тяжело вздохнула в ответ и долго молчала. Почуяв глухую борьбу, переживаемую подругой, притихла и Ильшат.