Огонь Менестреля

Я делаю то, что должен. Я как рассуждаю? Однажды придет и мой черед, и тогда уж я не буду хныкать. Значит, так тому и быть. И они должны рассуждать так же. Понимаешь? Черт, похоже, не понимаешь. Конечно, это ведь я убиваю их.

И это было правдой, по крайней мере, первое время. К концу своей первой вахты Старк пересел с «челнока» на боевой вертолет AH-1G Cobra. Ему, разнообразия ради, захотелось тогда пострелять назад. Но от этого не стало легче. Тогда ни от чего не становилось легче. На «кобрах» не стреляли из дверей, и они с Отисом Рэймондом расстались. Это продлилось недолго. Он пересел на легкие разведывательные вертолеты, и опять Проныра стал его стрелком. Сумасшедший, бестолковый, страшный, храбрый, нахальный военспец Отис Рэймонд. Он воображал, что настанет день и кто-нибудь снимет о нем кино. Лучший стрелок Вьетнама, так он не раз называл себя. Очень может быть. Ведь он остался в живых, разве не так? И фильм тоже сняли. Но Отис никогда не читал и не видел «Горячей зоны», и Мэтью так и не сказал своему давнему приятелю, что чокнутый, геройский, одинокий стрелок в книге и фильме был списан с военспеца Отиса Рэймонда.

Мэтью почувствовал пустоту и страшное одиночество.

Глава 16

В «Кондитерской Катарины» было тепло и людно. Вильгельмина на какое-то время окунулась в атмосферу покоя, она просто сидела, наслаждаясь тем миром, в котором жила ее сестра. Он казался таким благополучным. Она подумала о том, как было бы хорошо, если бы здесь сейчас сидел Джоханнес: они все вместе пили бы slemp — у них всегда на Рождество готовят этот молочный напиток с пряностями — и ели бы oliebollen — пончики с изюмом. Но этого не будет.

Из кухни вышла Джулиана; она была взволнована, но ей удалось улыбнуться.

— Теперь ваша очередь. Я скоро ухожу, вот ключ от квартиры. Встретимся дома.

— Куда ты идешь?

— В Сохо. Я ненадолго.

— А как же наш кавалер в дождевике?

— Не волнуйтесь, тетя Вилли, я разберусь с ним. — На этот раз ее улыбка была искренней, а темные глаза просияли. — Можете не сомневаться.

Вильгельмина отнюдь не была убеждена в этом и сочла самоуверенность Джулианы неуместной, но не стала спорить. Если бы соглядатай собирался как-то навредить им, то он бы, наверное, уже сделал это или, по крайней мере, вел бы себя осторожнее. Похоже, он только следит за ними. Но зачем? Кому это понадобилось?

Она вздохнула и кивнула племяннице.

— Будь осторожна. — Вилли тоже принужденно улыбнулась. — А то мне придется объясняться с твоей матерью.

Джулиана рассмеялась и пошла к стойке, собираясь перекусить на дорогу, а Вильгельмина направилась на кухню. Там, в кладовой, за маленьким столиком она и нашла сестру. На ней были повседневные брюки и джемпер, волосы, тронутые сединой, были сколоты на голове; но даже в таком виде Катарина выглядела очень элегантно. «Я в этом наряде, — подумала Вильгельмина, — смотрелась бы заурядной толстухой». Они с сестрой всегда были очень разными.

Перед Катариной стояли заварной чайник и тарелка со speculaas, хлебом и сыром, к которым она не притронулась.

— Вилли, — охрипшим голосом произнесла она и тут же перешла на голландский. — Терпеть не могу высокопарных слов, но я очень рада, что ты приехала. Ну, то есть, я имела в виду…

Вильгельмина ободряюще улыбнулась.

— Я знаю, что ты имела в виду, Катарина.

— Джоханнес… — Ее голос упал, на глаза навернулись слезы.

— Да. Нам будет не хватать его.

— Мне почему-то даже не приходило в голову, что он когда-нибудь умрет. Вилли, что же с нами случилось? Помню, когда я была маленькая, я и представить себе не могла, что смогу жить отдельно от семьи. Я думала, что вечно буду жить с мамой и папой. И с тобой, и с Джоханнесом. Думала, что вы всегда будете рядом.

— Но это ты уехала от нас, — возразила Вильгельмина без всякого осуждения, лишь констатируя факт, и налила чай в фаянсовые кружки.

— Знаю, но я не могла и подумать, что нас так раскидает по свету. Мне…

Голос Катарины прервался, и она дрожащими от волнения руками принялась поправлять прическу, рассыпав шпильки и уронив конец косы на плечи. Вильгельмина вспомнила, какими белокурыми были в детстве волосы младшей сестры, как она заплетала ей косу и делала это нежно и осторожно, чтобы не причинить боли. Руки Катарины дрожали, и она быстро убрала их под стол.

— Вилли, ты такая сильная, — опять заговорила она, пытаясь улыбнуться. — Не хочу обманывать тебя, да и себя тоже. Я действительно очень рада тебе. Не буду лукавить, твой приезд — настоящее облегчение для меня. Я столько лет… — Она глубоко вздохнула. — Я до сих пор полагаюсь на тебя.

— Это не страшно, Катарина.

— А ты? На кого можешь рассчитывать ты?

— На себя. Просто потому, что больше не на кого.

— А на меня?

Вильгельмина вздохнула, чувствуя неловкость. Она не любила обсуждать подобные вещи.

— Ты — моя сестра. Хватит того, что ты не испытываешь ненависти ко мне.