Огни в долине

Дочитав до этого места, Майский почувствовал легкую досаду. Столько отдано сил и времени этому прииску. Строил его в невероятно трудных условиях, не на жизнь, а на смерть сражался за него с врагами, думал: со временем здесь будет город. И вот не успел уехать, как забыли.

Но следующая страничка письма показала, что он ошибся.

«…А рабочие о тебе жалеют. Я сама слышала немало добрых слов, сказанных от души. Не буду их повторять. Ты оставил хорошую память о себе, и мне это приятно. Я тоже жалею, что ты уехал. Мне тебя не хватает. Столько работали вместе, делили и радости, и огорчения и мечтали вместе. Пойми правильно, Александр, это не кокетство, не желание пустить слезу, пользуясь благовидным поводом, и не случай рассказать тебе то, что ты и сам знаешь. Ты многое сделал для меня, научил работать и верить в пользу дела, которому я, наверное, останусь верна всю жизнь. Ведь там, в Москве, после учебы мне делали разные заманчивые предложения, но всему я предпочла Урал, наш Новый. На Урале работал и погиб мой отец, на Урале я провела всю свою еще небольшую жизнь.

А вот теперь, когда ты уехал, я словно что-то потеряла и встревожилась. Скажи по совести, не найдется ли местечка и мне в Зареченске? Согласна на любую работу. На Новом жизнь идет размеренно, как хорошо отрегулированные часы. А у вас там, я слышала намечаются большие дела. Хотела бы стать участником этих дел. Напиши, возможно ли это. Ты знаешь, работы я не боюсь и еще раз говорю: согласна на любую.

Лена».

И ниже коротенькая приписка:

«P. S. Семья Каргаполовых, Оля Дымова и многие, многие другие шлют тебе большой привет, желают успехов. Я к ним присоединяюсь».

Александр Васильевич достал папиросу, прикурил от лампы и прошелся по комнате. Случайно увидел себя в большом зеркале, повешенном в простенке между окнами, остановился. «Чего ты улыбаешься? Чего? И рожа глупая. Обрадовался, да? Да или нет? Говори, признавайся. Рад, рад и еще раз рад! Ну вот, так-то лучше. А тебе, между прочим, уже не двадцать лет. И даже не двадцать пять, к сожалению…» Майскому захотелось поделиться с кем-нибудь радостью. Но с кем? Не с Савелием же. Он не поймет и просто посмеется. «Аленка согласна приехать. Аленка согласна…» Александр Васильевич опять подсел поближе к лампе, перечитал письмо еще раз. В каждом слове он узнавал Елену: немножко гордую, строгую, порой резковатую, умеющую работать до полного изнеможения. Она всегда такая: ищет трудное дело и не любит тишины и покоя. Наверное, это у нее от отца, он передал ей свой беспокойный характер. Но Майский знал Елену и другой: восторженной, мечтательной. Правда, такой она бывала редко, словно нарочно прятала эти черты своего характера, словно стыдилась их. Найдется ли для нее местечко в Зареченске… Да, черт побери, как же ему не найтись, если от этого столько зависит. Вот хотя бы на «Золотой розе» у Петровского. Он же думал об этом чуть ли не с первого дня как приехал в Зареченск, только не знал, согласится ли она променять Новый на Зареченск. Снова быть вместе. Снова! Вместе! Кажется, пора в этом признаться хотя бы себе.