Взобравшись на гору, машина пошла медленней. Тут был почти неразрушенный квартал. Дома стояли без окон, а кое-где на рамах висели старые простыни, одеяла,— значит, здесь кто-то жил. Отто Витинг почувствовал, как по спине пробежали мурашки, и он подумал, что напрасно едет на такой машине. Казалось, вот-вот кто-то бросит из этих черных провалов гранату, и тогда прощай семья, служба, карьера.
Все, однако, обошлось благополучно. Машина остановилась возле церкви. Вейс, выйдя первым на мостовую, ожидал, пока не торопясь из машины выйдет главный комиссар. Мимо часового они взошли на высокое крыльцо. Только теперь Витинг почувствовал себя в безопасности.
Они прошли по узкому дощатому коридору в самый конец церкви. Царские врата, обитые снаружи фанерой и войлоком, внутри оставались такими же, как и раньше,— по черной лакировке золотые разводы. На месте алтаря стоял стол, а сам алтарь отодвинут в угол. Витинг умышленно оставил убранство алтаря и действительно, оно производило впечатление.
— Не плохо живете, полковник...
Витинг не ответил. Он молча прошел в угол к шкафу, открыл дверцу, достал черную бутылку и две посеребренные рюмки. Молча налил и, произнеся "За победу", выпил,
— Что скажете, капитан Вейс? Какое ваше впечатление?
— Фюрер гениален, герр полковник.— Вейс поставил рюмку на стол.
— Да, мы долго, может, не одно столетие, ожидали этого часа. — Витинг сел в кресло, пригласил присесть и Вейса. — Вы, капитан, жили в России. Мне хотелось бы услышать ваше мнение. Вы понимаете, капитан Вейс, о чем я хочу знать? Нам придется работать вместе, и это, налагает на меня определенную обязанность.
— Я искренне благодарен, полковник Витинг, за то исключительное доверие, какое вы мне оказываете. Наша армия побеждает, и я думаю, что планы верховного командования будут осуществлены своевременно.
Вейс избегал прямого разговора. Он был, как всегда, корректен, но Витинга эта корректность только злила. В конце концов, он пригласил Вейса не ради того, чтобы обсуждать с ним приказы фюрера. Он хочет знать, как лучше, с большей пользой для рейха, повести свою работу в этой необъятной, непонятной и враждебной стране.
— Меня интересует, капитан, как будет выполняться третий параграф первой части "Зеленой папки" рейхсмаршала Геринга.
— Я уже докладывал, масштабы осуществляемых нами реквизиций потребуют большого количества солдат. Затем, прошу заметить, вдоль больших дорог наши части забрали у населения почти все, что могли. Почти все, потому что общественный скот был эвакуирован и нам приходилось брать личный скот крестьян. Дальнейшие реквизиции могут вызвать недовольства. Нас не поймет население.
— Но вы слышали, что сказал полковник Штинцгоф?
— Да, все это правильно, нас может интересовать только благополучие нашей армии, но я прошу вас заметить и то, что русские нас не поймут.
Витинг разозлился.
— Какое мне дело, что будут думать эти русские.
Вейс своими раскосыми глазами смотрел куда-то вверх, мимо головы Витинга.
— Все это так, дорогой полковник, но я хорошо знаю русских. Если они начнут прятать свое имущество или — что еще хуже — если они станут скрываться в лесу, тогда мы уж ничего не сделаем.
— Что ж вы предлагаете?
— Пока ничего. Но мне кажется, что одними расстрелами многого не достигнешь. Разумеется, полковник, я за расстрелы: без страха, парализующего население, нам не обойтись. Но нужно и нечто иное, что привлекало бы людей к нам.
— Согласимся, капитан, что-то, конечно, надо предпринять. Сколько вам нужно времени, чтобы наладить обеспечение войск?
— Месяцев семь-восемь...
— За это время мы должны закончить войну.
— Понимаю.
Они умолкли. Сверху, сквозь разноцветные стекла, в комнату падал тусклый свет. Под ним весело поблескивала позолота узорчатого окна.
Вейс шевельнулся в кресле, оперся руками на подлокотники.
— Наша армия захватила в восточной части округа большие стада. Но забрать скот почти невозможно. Для того чтобы прочесать леса и болота, понадобится дивизия, не меньше. Я отдал приказ, что казню тех, кто вернулся домой без скота. Некоторые испугались и пошли искать коров, овец, лошадей. Но что я могу сделать, если население укрывает тех, кто угонял скот, кто топил в реках и болотах тракторы? Без местных властей нам будет трудно справиться.
Витинг слушал теперь внимательно, но только потому что не соглашался с Вейсом.
— Больше беспощадности, капитан.
Вейс не ответил. Вейс думал. Вейс решал.
14
В горечи и печали катился под откос июль. Катился медленно и в то же время как-то незаметно и неудержимо. Однообразные, похожие один на другой дни перечеркивались красной чертой вечерней зари и навсегда вместе с ней угасали. Чередовались восходы, жаркие полдни, сумерки, и ничего больше, кроме нудного ожидания какого-то чуда. Одни и те же разговоры давно надоели, но только ими и жили люди, нашедшие временное пристанище в глубоком овраге.
По склонам оврага росла крушина в рост человека, папоротник, крапива, чертополох. Высокий орешник переплетался с ольховником и молодыми елками. А над ними раскинули замшелые ветви древние косматые сосны.