Приказом Гитлера от 17 июля 1941 года руководство оккупированными восточными областями должно было осуществляться органами гражданской власти, которые сменили военных. Но для того, чтобы военные передали власть гражданской администрации, в каждом особом случае требовалось специальное распоряжение Гитлера. Поскольку бои на Поддвинье еще только закончились, командование ожидало соответствующего приказа фюрера. И вот он пришел.
В конце июля в штаб-квартиру армии приехал специальный уполномоченный ставки и рейхсминистра по оккупированным областям полковник Штинцгоф. Совещание состоялось в среду после обеда в кабинете командующего армии генерала Крейкембона.
Хотя в кабинете стояла изнуряющая жара, окон не открывали. Совещание было особо секретным. Да и от руин и пожарищ над городом поднимался такой удушливый запах тлена и гари, что от него некуда было деться.
Генерал Крейкембон, высокий, грузный, внешне флегматичный, с большими бесцветными глазами, упрятанными за стеклышками очков, открывая совещание, поздравил присутствующих с победным ходом войны, отдал дань восхищения фюреру и его полководческому гению и затем предоставил слово полковнику Штинцгофу.
Худой и длинный, с высокими залысинами в редких волосах, тщательно разделенных прямым пробором, с холодными синими глазами и оттопыренными ушами, полковнн Штинцгоф зачитал приказ Гитлера о полной передаче власти гражданской администрации Поддвинья. Одиннадцать пунктов приказа определяли компетенцию комиссариата и его взаимоотношения с воинскими частями.
Присутствующие слушали не очень внимательно: приказ им был известен. Зато вторая часть речи вызвала всеобщее внимание. Отойдя от принятого тона обычного воинского доклада, полковник Штинцгоф довольно подробно, словно он сам присутствовал при том историческом разговоре, рассказал о совещании в ставке Гитлера, в котором участвовали рейхслейтер Розенберг, рейхсминистр Ламерс, фельдмаршал Кейтель, рейхсмаршал Геринг и рейхслейтер, руководитель партийной канцелярии Борман.
За пять часов фюрер и его подручные решили основные проблемы и цели войны против Советского Союза и его народа. Внимание участников совещания в штаб-квартире, однако, привлекло не это — военные планы им были хорошо известны,— а те политические аспекты, которые вытекали из речей Гитлера.
Генерал Крейкембон, устремив взгляд куда-то на стену, по ту сторону длинного, застланного зеленым сукном стола, слушал полковника и почему-то вспоминал, как в первые дни войны фюрер, скрывшись в своей ставке, дрожал от страха перед завтрашним днем. Тогда он боялся, что советские войска Прибалтики и Белостотчины отбросят его полки и одним ударом займут Кенигсберг и всю Восточную Пруссию. Тогда он нервничал и не верил в планы вермахта. Он всегда был трусливым, этот фюрер в чине ефрейтора. А вот теперь, когда армия побеждает русских, Гитлер уже не хочет считаться ни с одним государством Европы. Как он возмутился заметкой во французской газете, предлагавшей услуги Франции в очищении России от коммунизма. Но, немного подумав, Крейкембон согласился, что и в самом деле давать оружие этим развратным французам для борьбы с коммунизмом очень опасно. Генерал в душе даже усмехнулся ходу своих мыслей. Ну что ж, без коварств войны не бывает, будем кричать на весь мир о войне с коммунизмом, постепенно завоевывая всю Европу. И все же генерал больше верил не в полководческий гений фюрера, а в расчеты военных.
Главный комиссар Отто Витинг, сидевший рядом с генералом, воспринял доклад по-своему. Он почему-то все время видел перед глазами старую географическую карту священной Римской империи, на которой не было никаких границ. Эта карта когда-то висела в квартире школьного учителя, страстного поклонника Бисмарка и кайзера Вильгельма. В те времена, будучи еще мальчиком, Отто Витинг, привыкший к строгим правилам, не мог понять, почему священная Римская империя не имела на карте границ, и добрый герр Гуткельх не раз доказывал ему, что земля и все народы на ней должны принадлежать империи, безграничной и единственной на свете стране, созданной людьми с голубой арийской кровью. Теперь Отто Витинг слушал полковника Штинцгофа со сладким замиранием сердца, словно внимал самому герру Гуткельху.
Напротив главного комиссара, откинувшись на спинку кресла, устало прикрыв веки, сидел начальник полиции безопасности и СД штурмбанфюрер Ютнер. Отто Витингу казалось, что штурмбанфюрер из-под рыжих коротких век все время следит за ним, Отто Витингом. Это мешало и слушать и воспринимать услышанное.