Огнем и мечом

Тем временем путники добрались до Плоскирова. На дороге уже реже попадались инсургенты, так как в десяти милях пути начиналась местность, занятая польскими полками, а потому казацкие ватаги не осмеливались туда проникать, так как предпочитали ждать в безопасном отдалении прибытия Бурлая с одной и Хмельницкого с другой стороны

— Осталось только десять миль! — говорил Заглоба, потирая руки. — Лишь бы нам добраться до первого полка, а там уже мы в безопасности дойдем до Збаража.

Володыевскмй, однако, решил запастись в Плоскирове свежими лошадьми, так как лошади, купленные в Браке, уже никуда не годились, а скакунов Бурлая следовало беречь на черный день. Предосторожность эта была необходима, особенно когда пронеслась весть, что Хмельницкий уже под Константиновом, а хан со всеми ордами, идет со стороны Пилавиц.

— Мы здесь с княжной останемся под городом, так как нам лучше не показываться на рынок, — сказал маленький рыцарь Заглобе, когда они остановились в версте от города, около какой-то пустой избы, — а вы ступайте и спросите у мещан, нет ли у них лошадей на продажу или на обмен. Хотя уже вечер, но мы двинемся в путь и пробудем в пути всю ночь.

— Я вскоре вернусь, — проговорил Заглоба.

И он тотчас поехал в город Володыевский приказал Жендяну немного распустить подпруги седел, чтобы лошади могли немного передо>муть, а сам ввел княжну в избу и попросил ее, чтобы она для подкрепления сил выпила вина и немного соснула.

— Мне хочется до зари проехать эти десять миль, — сказал он Елене, — а там мы все отдохнем.

Однако лишь только он принес баклаги с вином и живность, как перед избой раздался лошадиный топот. Маленький рыцарь выглянул в окно.

— Господин Заглоба уже вернулся, — проговорил он, — очевидно, не нашел лошадей.

В эту минуту с шумом распахнулись двери избы и в них показался Залюба, бледный, посиневший, вспотевший, запыхавшийся.

— На коней — крикнул ок.

Володыевский был опытным воином и в подобных случаях не терял времени на расспросы, не терял даже на спасение баклаги с вином (которую, однако, схватил Заглоба), но как можно скорее вывел княжну на двор, посадил на лошадь, быстро осмотрел подпруги и сказал:

— Марш, марш!

Вскоре в темноте наступившего вечера исчезли и всадники, и лошади, точно кортеж привидений.

Путники мчались долго без отдыха. Только когда расстояние в семь вера отделяло их от Плоскирова и когда стало так темно, что всякая погоня сделалась невозможной, Володыевский приблизился к Заглобе и спросил:

— Что случилось?

— Погодите, господин Володыевский… погодите. Я страшно запыхался, ног под собой не чувствую — уф!

— Но что же там было?

— Черт собственной персоной, уверяю вас, черт или дракон, у которого, коли отрубить одну голову, другая отрастает.

— Да говорите же яснее!

— Я видел на рынке Богуна.

— Вы, должно быть, в белой горячке?

— Я видел его на рынке, а с ним пять или шесть человек, я не мог сосчитать, так как у меня ноги отнялись… Они держали факелы. Мне кажется что нам какой-то черт становится поперек дороги, и теперь я совершенно потерял надежду на счастливое окончание нашего дела… Бессмертный он, этот дьявол, что ли? Не говорите о нем Елене. О Господи! Вы его зарубили, Жендян его выдал, а между тем он жив, свободен и становится нам поперек дороги О Боже, Боже, уверяю вас, господин Володыевский, что я предпочел бы скорее увидеть на кладбище призрак, чем его. Черт возьми! Почему-то я всюду первый встречаюсь с ним!.. Собаке в глотку всадить такое счастье. Разве на свете нет иных людей? Пусть другие встречаются с ним! Нет — всегда я!

— А он видел вас?

— Если бы он меня видел, то вы меня уже не видели бы. Этого еще только не доставало!

— Важно было бы знать, — заметил Володыевский, — гонится ли он за нами или же едет в Валадынку к Горпине в надежде, что по дороге поймает нас.

— Мне кажется, что он едет в Валадынку.

— Должно быть, так и есть. В таком случае мы едем в одну сторону, а он в другую, и теперь нас отделяет от него расстояние в милю или, пожалуй, в две, а через час будет пять. Пока он узнает нас, мы будем в Жолкве, не только в Збараже.

— В самом деле? Ну, слава Богу! Вы точно приложили мне пластырь. Но скажите, пожалуйста, каким образом Богун на свободе, коль скоро Жендян выдал его влодавскому коменданту?

— Он, наверно, убежал.

— В таком случае этому коменданту следует срубить голову. Жендян, эй, Жендян!

— Что вам угодно? — спросил Жендян, сдерживая лошадь.

— Кому ты выдал Богуна?

— Господину Роговскому.

— А кто же этот господин Роговский?

— Это поручик королевского панцирного полка.

— А, чтоб тебя! — проговорил Володыевский. — Да разве вы не помните, что Подбипента рассказывал нам о вражде Роговского к Скшетускому? Ведь Роговский родственник Лаща, которого оскорбил Скшетуский, и потому он питает ненависть к нашему другу.

— Теперь понимаю, понимаю, — воскликнул Заглоба. — Он-то, наверно, назло Скшетускому и отпустил Богуна! Но это уголовное дело и пахнет виселицей. Я первый донесу!

— Дай Бог только с ним встретиться, — пробормотал Володыевский, — а уж тогда мы не пойдем в суд.