Огнем и мечом

– Кто бы тут ни жил, скота им не оставили. Альвин поставил туда Гаратэ. Сена там вдоволь, места ему и того больше, да и щелей в стенах нет… Осторожнее, она не особо добрая. Эй, тью-тью-тью! – Островитянин перехватил корзину в левую руку, придержав меня правой за локоть, и я увидела, что из-под дома выглядывает рыже-черная, скалящая клыки собачья морда, которую переливистый свист Харакаша, казалось, только раззадорил.

Островитянин сделал еще пару шагов в ее сторону, опустился на одно колено и бросил к морде первую кость.

– Жуй, злыдня, когда тебе еще перепадет… – Собака, поведя носом, скалиться не перестала, но медленно, настороженно потянулась вперед, показывая тело. Харакаш верно заметил положение суки – отвисшие соски явно намекали на то, что у той не так давно были щенки. Но сама собака была настолько тощая, что ребра определялись даже через свалявшуюся средней длины шерсть.

Выбравшись из-под дома и припадая животом к земле, зверюга добралась до кости и, схватив ее, сдала задом, делая пару шагов назад, закрывая своим телом нору под домом. Пока сука жадно дробила неожиданное угощение, что одно за другим подкидывал ей Харакаш, я прислушалась.

Когда-то давно в нашем дворе появилась сука. Она была маленькой, толстой, до смешного неказистой, лопоухой и коротконогой. А еще удивительно доверчивой для уличной собаки. Мы, позабыв всякую вражду, что имелась у дворовых детей, таскали ей из дому кашу и куски зачерствевшего хлеба, которые размачивали в воде. А потом наша толстая подружка оказалась не толстой, а беременной, и узнали мы об этом, найдя ее однажды с пятью хвостатыми колбасками у живота. Щенки попискивали, тыкая слепые мордочки в брюхо своей мамки, вызывая волны умиления и жалобное «мам, давай возьмем домой, когда подрастут» у всей детворы. Та история закончилась хорошо: когда щенки подросли, их действительно разобрали местные жильцы. Забрали и их мать.

Но сейчас, смотря на тощую, напряженную собаку, что давилась костями, я, прислушиваясь, слышала только треск от ее челюстей.

Однако же она что-то закрывает под домом…

Легко перейдя на второе зрение, я охнула, потом тихо выругалась, возвращаясь к нормальному.

– Харакаш, под домом ребенок, не младенец, но совсем маленький, и щенок, кажется. – Я сделала шаг в сторону дома, и собака, тут же забыв про еду, оскалилась, напружинилась и приготовилась атаковать.

Мастер меча, хмыкнув, встал.

– Надо вытаскивать, раз нашли. Отойди, я схожу за топором и вернусь. – Он уже развернулся, но я вцепилась в его руку.

– За каким топором? Зачем?

– Эва, она не даст нам подойти. – Островитянин принялся отцеплять мои пальцы от себя. Я вцепилась еще крепче.

– Так нельзя! Она их защищает, нельзя ее за это убивать!

– Найдешь другой способ? – Харакаш выгнул бровь, поглядывая на меня с интересом.

Я заозиралась, надеясь найти что-то, что поможет отогнать собаку, но, как назло, ничего на глаза не попадалось.

«А как действуют Песни на животных? Ведь можно…» – Только подумала, как голову вдруг словно сжало ледяным обручем на мгновение, выбивая из меня резкий вздох. Появилось воспоминание, обрывок разговора с кем-то, как будто очень близким.

«Все заученные нами Песни – не более чем костыли…»

– Эва? – Я подняла ладонь, призывая Харакаша замолчать и не сбивать меня с внезапного воспоминания, но оно истаяло, словно дым. Только эти слова, сказанные мягким, наполненным горечью голосом, остались в памяти.

Комтур использовал «Песнь Принятия», и в ней было только одно слово, тогда как в молитвеннике целые стихи. И «Песни Принятия» в нем нет. Что, если те символы, что я не смогла расшифровать на полях, это и есть подсказка к самому глубинному принципу работы этой божественной магии? Странное ощущение… В моей голове словно есть целая библиотека, собранная чужими руками, а я потеряла ключ от двери… Что случилось там, под Алой крепостью? Я все-таки нашла то, что искала? Или кого-то?

Головная боль вдруг усилилась, ледяная, звенящая, заставив меня покачнуться и опереться всем весом на островитянина, что обхватил меня за пояс.

– Эва, ты в порядке?

– Да-да, просто… Я кое-что вспомнила. Дай мне попробовать, хорошо? – Я глубоко вздохнула и отстранилась от мастера меча, сделав несколько шагов вбок, после чего медленно опустилась на одно колено, стараясь не делать резких движений, и вытянула правую руку в сторону собаки.

– Усни! – Струна на грани сознания запела столь легко и громко, что я вздрогнула, пугаясь и тут же давая ей затихнуть. Животное напротив меня тряхнуло головой, на миг перестав скалиться, но потом снова ощерилось, топорща загривок и следя за мной немигающим взглядом.