Огнем и мечом

Кровопускание! Какой жуткий мрак… Как это сочетается – великая магия и дремучие заблуждения? Так, надо сосредоточиться на деле…

Долгие, тоскливые мгновения ожидания, пока емкость наполняется кровью. Чародей не приходил в сознание, или Эмил не давал ему этого сделать – знать наверняка я не могла, но мне было и не нужно. Главное, что Иршад мне не мешал.

Тихий вздох прервал мои размышления. Вздрогнув, я едва не выронила крынку и бросила короткий взгляд на чародея, убеждаясь, что он все еще без сознания.

И встретилась с его взглядом.

Затопленные черным глаза без намека на белок мерцали искрами живого пламени где-то в глубине. Затягивали в себя, заставляя поджилки трястись, словно я стояла на краю бездонной пропасти, обдуваемая порывами ветра, что вот-вот сбросит меня вниз.

– Ты же… – Мой голос почему-то сел, сорвавшись в хриплый, едва слышный шепот.

«Тише… – Я слышу чародея у себя в голове, и почему-то его слова мне понятны, хотя я уверена, что он говорил на своем родном языке. – У меня мало времени. Очень мало. Я должен вернуться… Отпусти меня, прошу».

Я снова услышала вздох, тяжелый, болезненный, и он не принадлежал чародею, определенно нет. С трудом оторвав взгляд от его глаз, я посмотрела выше его плеча и наткнулась взглядом на посеревшее лицо Безымянного. Его глаза, плотно закрытые, вздрагивали под веками, по лицу катились капли пота, а руки, что до этого находились возле головы пленника, теперь касались ее, плотно обхватывая пальцами.

– Эмил… Эмил, его же нельзя!.. – Договорить я не успела. Меня отбросило назад, и я, врезавшись спиной в одного из храмовников, повалилась вместе с ним на пол. В уши ворвался грохот, будто прямо над нашими головами вдруг разразилась гроза, а в доме стало невероятно темно. Мгновением позже эту темноту прорезала белая вспышка света, сопровождающаяся оглушающим треском молнии и нечеловеческим криком боли.

– Эмил!

Не вставая, я попыталась на карачках добраться до Эмила. Глаза, ослепленные яркой вспышкой, ничего не видели, и потому двигалась я буквально на ощупь, чувствуя, как руки скользят по полу.

Кровь… все, что я набрала, все разлилось!

Я успела сделать всего пару движений до того, как меня резко подняли на ноги. Голова тут же закружилась, но через постепенно спадающую пелену слепоты я увидела обеспокоенное лицо Харакаша. Его губы шевелились, но я не слышала ни звука. Островитянин, кажется, тоже это понял, потому как оттащил меня к стене и, усадив на пол, снял с головы шлем, чтобы через мгновение зло скривиться и наверняка выругаться. Что еще можно делать с таким выражением лица?

Отведя взгляд, я осмотрела дом. На полу валялись следившие за окнами храмовники. Многие из них держались за головы, но главное, что они были живы. Там, где был подвешен чародей, на полу чернело обугленное пятно не меньше метра в диаметре. За ним лежал мертвенно-бледный Эмил, уставившись в пустоту и жадно хватая ртом воздух.

Ворвавшийся в дом Гир первым делом бросился именно к Безымянному. Судорожно ощупав оглушенного храмовника и удостоверившись, что его жизни ничего не угрожает, он обернулся и нашел взглядом меня. Харакаш, вернув шлем мне на голову, тут же встал так, чтобы закрыть меня собой, и перекрыл весь обзор. Я только видела, что кованые сапоги сделали несколько шагов в нашу сторону, потом остановились, а после Гир вышел из дома, бросив на меня уже от самых дверей холодный и многообещающий взгляд.

Закрыв глаза, я прислонилась головой к стене, нарочито больно об нее стукнувшись.

Опять… опять я в центре его внимания совсем не в том качестве, в каком должна! Все, к чему я прикасаюсь, идет кувырком. Эмил уже второй раз из-за меня находится в смертельной опасности, и все это зря! Кровь разлита, узнать я ничего не смогу, а чародей сбежал…

– Эвелин, – донеслось до меня издалека. Я открыла глаза и увидела опустившегося передо мной на одно колено островитянина, что обеспокоенно вглядывался в мое лицо. Заметив, что я отреагировала, он, словно желая убедиться, что это не случайность, снова позвал меня.

– Я тебя слышу, – поморщившись, я коснулась пальцами уха и с неудовольствием увидела кровь на перчатке, – плохо, но слышу. Очень болит голова и в ушах звенит. Что с остальными?

– Живы. Четвертый Палец остался без сил на какое-то время. Чародей вернул себе то, что у него забрали, и был таков. Гир в бешенстве, Эмил ослаблен, Альвин шляется Бездна знает где, дуясь на весь мир, как портовая девица на фальшивую монету, а у тебя что ни день, то новый способ умереть.

– Харакаш, я…

– Тшш… – Островитянин поднял указательный палец к потолку и продолжил, чуть наклонившись ко мне и понизив голос: – Я обещал твоему отцу кое-что, кое-что я обещал и тебе, и я сдержу слова, данные вам обоим. Но если ты будешь мне мешать, то остаток пути проделаешь связанной по рукам и ногам, перекинутая через спину Гаратэ. Исключительно ради твоей безопасности и моего трезвого рассудка. Ты меня поняла? – Он практически коснулся своим пальцем кончика моего носа, пристально глядя мне в глаза.

Я кивнула, может быть, даже чуть более поспешно, чем хотела.