– Какие? – спросила Тая.
– Первый – мы режем мизинец. Если огневица не перекинется глубже, то на этом всё и закончится. Но если перекинется, мне придётся резать дальше – до кисти, локтя, ключицы. Иногда огневица перекидывается на ноги. Тогда тоже придётся резать. Иначе вашу дочь не спасти.
– А…
Тая не справилась с горлом. Оно захрипело, в нём проросли невидимые острые кости. Тая согнулась и закашляла. Хлюпнула вода, и Исмар, выбравшийся из хлябистой ямы, попытался обнять жену. Тая отмахнулась от него.
– А второй путь? – кое-как выдавила она.
Юка улыбнулась.
– Девочка остаётся здесь. Привыкает к тому, чем она стала. Учится жить с огневицей в одном теле. И вы её больше не увидите.
– Но…
– Она забудет вас. Выбирайте.
Огонь в плошке сыпнул зелёными искрами и погас. Стало темно. Ветерок трепал полотно шатра. Едва-едва угадывалась фигура Юки. В глубине шатра Тая не смогла уловить ни шевеления, ни звука.
– Лозка! – позвала она.
– Да, мамочка! – отозвалась дочь. – Я тебя слышу!
– Как ты там?
– Здесь светлячки на стенке. Мы их считаем!
– Хорошо.
Тая сцепила пальцы.
– Времени мало, – поторопила Юка.
– Надо резать, – несмело произнесла Кетола. – Куда ж дитё в огневицу-то превращать? Что получится?
– Режьте, – сказала Тая.
– Режьте, – скрипучим эхом отозвался Исмар.
Юка слила остаки масла с плошки на землю.
– Ждите.
Стали ждать. В шатре что-то звякало, булькало, постукивало. Один раз сквозь полотно брызнуло светом, словно со светлой половины на тёмную приоткрыли полог. Тихо, но явственно звучал голос Лозки. А это не больно? – спрашивала она. А как я буду без пальчика? А пальчик будет мёртвый, совсем-совсем отдельный от меня? Я уже не буду его чувствовать? А куда денется огневица?
Ответов Юки разобрать Тая не могла, слыша только какое-то неразборчивое, успокаивающее бормотание.
Потом Лозка коротко вскрикнула. Хлябь чавкнула под Исмаром. Кетола оборвала несколько пошедших в рост веток. Птица перепорхнула над шатром в тёмном небе.
– Прижигай! – услышала Тая.
Раздалось громкое шипение.
– Больно, – хныкнула Лозка.
– А мы уже всё, уже всё, – торопливо проговорила Юка. – Смотри, нет пальчика. Нет огонька. Сейчас мы этой вот мазью остаточек твой обмажем. Она холодная, приятная. Немножко твою ручку заморозит.
Тая протяжно, со всхлипом втянула весенний воздух, вспомнив, что надо дышать. Неужели так быстро?
– Ох ты ж, – сказала рядом Кетола, – я вся в ростках. Подстрижёшь меня, когда вернёмся.
Тая улыбнулась во тьме.
– Жжётся, – вдруг произнесла Лозка.
– Как жжётся? Где? – невидимая, удивилась Юка.
В шорохах, в потрескивании ткани всплыл ломающийся незнакомый голос, принадлежащий, видимо, парню-помощнику.
– На другой руке, Мама-Юка.
Последовало молчание, в течение которого что мерзко закопошилось у Таи в животе.
– Да, – сказала Юка. – Разозлили мы, похоже, огневицу. Чуток пораньше бы...
– Теперь два огонька! И жгутся! – закричала Лозка.
– Держи! – крикнула Юка.
Стенка шатра натянулась, вспучилась и опала. Что-то снова звякнуло. Лозка пронзительно заверещала.
– Держи!
Как Тая не хотела кинуться к дочери, а сдвинуться с места не смогла. Казалось, ноги прибиты теми же толстыми, крепкими околышами, что ограничивали Изволье. Бедная Лозка, Лозочка кричала, уже не переставая. Тем не менее сквозь крик дочери Тая, бледнея, слышала звонкий стук то ли топора, то ли ножа, перерубающего детские кости.
– Исмар!
Вопль вырвался из неё сам собой. Она повернула голову, но не увидела мужа. Только опустив взгляд, разглядела, как в болотной жиже барахтается темнота и смутно белеет пятно знакомого лица. Тае захотелось притопить это лицо, бессмысленно лупающее испуганными глазами.
Лозка попискивала, ей, кажется, как могли, неумело зажимали рот. В шатре что-то влажно чавкало, похрустывало.
– Здесь, Мама-Юка! – кричал парень.
Хруст!
– Перекинулась!
Хруст!
– На ноге!
Хруст!
Тае казалось, что под этими безжалостными ударами трещит её череп. Лозку слышно не было. От ближайших шатров, окутанные светлячками, спешили встревоженные дички.
– Мама!
Тая оглянулась на мать и увидела ветви и крону, шелестящую молодой листвой. Не от кого ждать помощи!
– Ещё держи! – раздался вопль Юки.
Хруст!
Оцепенение вдруг слетело с Таи. Она ворвалась в шатёр («Постой! Я сейчас!» – пробулькал в спину Исмар), с треском оборвала мешающее полотно. Опрокинулась в темноте лавка, разбились, расплескивая воду, какие-то чашки, миски, кувшины. Больно ударил по бедру корявый стул.
– Я здесь, Лозочка!
Полог не удержал Таю, она окунулась в мир зелёного света, ползающих повсюду светлячков и замерла.
Сердце её остановилось.
Первым она почему-то увидела парня. Он был в длинной рубашке с чёрными пятнами, держал ворох тряпок единственной рукой. Вытянутое лицо его тоже было чёрным, белели одни глаза. Затем Тая увидела Юку. Косматая женщина с прядью-шрамом обернулась на неё с недоумением. В руке её блестел громадный нож с длинной ручкой. Весь покров Многоглазой был заляпан, и проглядывающих в дырки светящихся глаз не было видно.