Офицер и шпион

Во вторник в Сус привозят наконец парижские газеты, вышедшие в предыдущую пятницу. В них опубликованы первые истории о вмешательстве Шерера-Кестнера в дело Дрейфуса. «Фигаро», «Матэн», «Либр пароль», «Пти паризьен» и остальные передаются из рук в руки по клубу, вызывая ярость моих коллег-офицеров. Я со своего места слышу обрывки их разговоров: «А этот парень Шерер-Кестнер, случайно, не еврей?» – «Ну и имечко – если он не еврей, то наверняка немец…» – «Это гадкое пятно на армии – будем надеяться, что кто-нибудь потребует удовлетворения…» – «Да, про Море можно говорить что угодно, но он бы знал, как разделаться с негодяем…»

– Позвольте узнать, что вы обо всем этом думаете, полковник?

В клубе ко мне никогда не обращаются, а потому я не сразу понимаю, что вопрос задан мне. Отложив в сторону книгу, поворачиваюсь на стуле. На меня смотрит с полдесятка загорелых усатых физиономий.

– Извините, – отвечаю я, – что я думаю о чем?

– Про эту газетную утку, будто Дрейфус может быть невиновен?

– Ах об этом? Гадкое дело… Вы как считаете? Очень гадкое.

Такой двусмысленный ответ, кажется, удовлетворяет их, и я возвращаюсь к моему роману.

Среда проходит спокойно, а в четверг «Депеш» сообщает о новом развитии событий.

ДЕЛО ДРЕЙФУСА. Париж, 8.25. Кажется, дело Дрейфуса входит в решающую фазу. Вчера мсье Шерер-Кестнер посетил военного министра и передал генералу Бийо имеющиеся в его распоряжении материалы, касающиеся капитана Дрейфуса. Встреча продолжалась долго, и ее содержание хранится в глубочайшей тайне… 9.10. «Фигаро» сообщает, что мсье Шерер-Кестнер встречался вчера с премьер-министром мсье Мелином, темой разговора было дело Дрейфуса.

Я лежу без сна в ту ночь, заперев дверь и держа револьвер под подушкой, прислушиваюсь к предрассветному призыву на молитву с ближайшего минарета. Развлекаюсь тем, что воображаю, как проходят кризисные заседания в кабинете Бийо: министр бушует, Гонз нервно роняет пепел сигареты на мундир, Буадефр ошарашен, Анри пьян. Я думаю о Гриблене, о том, как он перебирает свои папки в попытке найти хоть какое-то новое свидетельство против Дрейфуса, представляю, как Лот над паром вскрывает мои письма и пытается расшифровать скрытый код, с помощью которого я каким-то образом управляю ходом событий. Я наслаждаюсь этой воображаемой паникой в рядах моих врагов.

Но тут мои враги открывают ответный огонь.

Первый выстрел – телеграмма. Джемель с самого утра приносит ее в мой кабинет. Отправлена из почтового отделения Парижской биржи предыдущим днем:

У нас есть доказательство, что «пти блю» была сфальсифицирована Жоржем. Бланш

Бланш?

Словно тебе в толпе кто-то прошептал в ухо угрозу и растворился в толчее, прежде чем ты успел повернуться. Я чувствую, что Джемель наблюдает за моей реакцией. Телеграмма лишена всякого смысла, но в ней есть что-то зловещее, в особенности использование имени Бланш.

– Не понимаю смысла, – говорю ему я. – Возможно, телеграфист что-то напутал. Будь добр, сходи на телеграф и попроси их проверить.

Вскоре он возвращается:

– Сомнений никаких нет, полковник. Они сверились с Парижем – текст точен. И еще к вам из Туниса переправили вот это.

Джемель подает мне письмо. На конверте пометка «срочно», моя фамилия написана с ошибкой – «Пекар». Почерк туманно знакомый. Вот он – второй выстрел.

– Спасибо, Джемель.

Дождавшись его ухода, я вскрываю письмо.