– Конечно. Но Гонз просто ответил, чтобы я перестал забрасывать его письмами: «Вы должны принять неизбежное и получать удовольствие от службы в Африке». Меня практически отправили в ссылку.
– Они тебе это как-то объяснили?
– Этого не требовалось. Я знал, что происходит. Меня так наказывали.
– За что?
Я набираю в грудь побольше воздуха. Мне все еще кажется чуть ли не святотатством говорить об этом вслух.
– Видишь ли, я обнаружил, что капитан Дрейфус невиновен.
– Ух ты! – Луи смотрит на меня, и в первый раз я вижу, что его маска профессиональной отстраненности дает трещину. – Да, я понимаю, какими последствиями чревато такое открытие.
Я передаю Луи конверт, который должен быть передан президенту в случае моей смерти. Он морщится, читая надпись. Наверное, считает, что это чересчур мелодраматично, – такие штуки встречаешь в дешевеньких книжках для чтения в поезде. Год назад я и сам точно так же отнесся бы к этому. Но теперь я знаю, что эти книжонки иногда содержат больше правды, чем весь социальный реализм мсье Золя.
– Читай, – говорю я.
А сам закуриваю и наблюдаю за выражением его лица. Луи вытаскивает письмо. Читает вслух вступительный абзац:
– «Я, нижеподписавшийся, Мари-Жорж Пикар, подполковник Четвертого Тунисского стрелкового полка, бывший глава контрразведывательной службы военного министерства, моей честью подтверждаю достоверность нижеследующей информации, скрывать которую – что пытались сделать – в интересах истины и правосудия невозможно…» – Его голос смолкает. Он, хмурясь, смотрит на меня.
– У тебя еще есть возможность отказаться, если ты не хочешь ввязываться, – говорю я. – Не буду винить тебя ни одной минуты. Но предупреждаю: если ты продолжишь чтение этого абзаца, то окажешься в таком же затруднительном положении, как и я.
– После твоих слов искушение слишком велико, – качает головой Луи и продолжает читать, но теперь молча, его глаза быстро бегают по строчкам. Он заканчивает, надувает щеки, выпуская воздух, потом откидывается на стуле и закрывает глаза. – Сколько копий этого письма существует?
– Только эта.
– Боже мой! Только эта? И ты ее вез из самого Туниса? – Луи недоуменно покачивает головой. – Первое, что ты должен сделать, – написать по меньшей мере еще две копии. Мы должны иметь три копии – это абсолютный минимум. Что еще есть в этом твоем старом чемодане?
– Вот это. – Я передаю ему мой доклад Буадефру: «Записка контрразведывательной службы о майоре Эстерхази из Семьдесят четвертого пехотного полка». – И еще вот это. – Предыдущая переписка с Гонзом после моей поездки к нему загород – он предостерегает меня от дальнейшего расследования дела Эстерхази и реабилитации Дрейфуса. – Есть еще и вот это. – Последним отдаю Луи письмо Анри, из которого вытекает, что ведется расследование моей деятельности на посту главы статистического отдела.
Луи быстро все прочитывает, полностью погружаясь в документы. Он заканчивает и, отодвинув бумаги в сторону, смотрит на меня серьезным, взволнованным взглядом.
– Вопрос, который я задаю моим клиентам в самом начале, Жорж… А ты теперь мой клиент, хотя одному Богу известно, как и когда я получу свой гонорар и получу ли вообще… Так вот, клиентов я спрашиваю: вы чего хотите добиться?
– Я хочу, чтобы свершилось правосудие, – это самое главное. И заинтересован в том, чтобы армия вышла из этого скандала с наименьшими потерями, – я все еще люблю армию. Еще одно, эгоистичное пожелание: я бы хотел, чтобы моя карьера продолжилась.
– Ха! Предположительно, ты сможешь добиться одной из этих целей. Или каким-то чудом двух. Но трех – невозможно! Я предполагаю, что в военной иерархии не найдется никого, кто поддержал бы тебя.
– В армии так дела не делаются. К сожалению, мне противостоят четыре самых влиятельных армейских чина – военный министр, начальник Генерального штаба, глава военной разведки и командир Четвертого армейского корпуса – им теперь командует Мерсье. Все они в той или иной степени завязаны в этом деле. Я уж не говорю о полном составе контрразведывательного отдела. Пойми меня правильно, Луи. Я не говорю, что армия полностью разложилась. В высшем командовании много хороших и достойных людей. Но они на первый план всегда ставят интересы армии. И конечно, никто из них не захочет накликать на себя несчастье ради какого-то… – Я останавливаюсь.
– Еврея? – подсказывает Луи. Я не отвечаю. – Что ж, если мы не можем обратиться с этими фактами ни к кому в армии, то как же нам поступить?
Я собираюсь ответить, но тут раздается громкий стук в дверь. Что-то в настойчивости и громкости звука говорит о том, что стоящие за дверью чувствуют себя уверенно: я понимаю – это полиция, но поднимаю руку, призывая Луи к молчанию. Тихо подхожу к двери гостиной – она со стеклянной вставкой и кружевной шторкой, выглядываю и вижу Анну – она разглаживает на себе юбку, идет по коридору из кухни. Сестра ловит мой взгляд, кивком дает понять: она знает, что делать, и открывает входную дверь.
Я не вижу, кто там стоит, но слышу его – хрипловатый, мужской голос:
– Простите, мадам, полковник Пикар здесь?