Читаем Офицер флота полностью

С о л о в ц о в (появился). Разрешите, товарищ командир... (Увидев Селянина, онемел.)

Ж д а н о в с к и й (заметил, схватил Соловцова за руку). Он?

С о л о в ц о в. Точно.

Ж д а н о в с к и й (сквозь зубы). Если любите командира, - молчать. Убьет.

С о л о в ц о в (тяжело дыша). Есть.

С е л я н и н (оправившись от испуга). Так? Хорошо! Разбой? Ну погодите... Я до Военного совета дойду. Соколов! Соколов! (Выбегает.)

Г р а н и ц а (выглянул). Товарищ командир! Какие будут приказания? Шофер бунтуется.

Ш о ф е р (появился). Ну, скоро ли, что ли, ехать? Погрузили уж! Да что вы в самом деле? У меня рацион пропадает, дома дети голодные сидят. Вот брошу все к дьяволу!

Г о р б у н о в. Хорошо. Поехали. Кудиныч, садись в кабину. Все остальные пешком.

Ш о ф е р. Ладно, садитесь все, сколько есть. Довезу. Эх, пропадай моя рессора! (Соловцову.) А ты куда, матрос?

С о л о в ц о в. Я - на лыжах.

Ш о ф е р. Куда, к черту, на лыжах! Что у тебя, запасные ноги, что ли, есть? Садись. Садись, говорю! (Диким голосом.) Да не задерживай ты, матрос, чтоб ты пропал!

Картина четвертая

Февраль. Солнечный день. Комната в квартире Юлии

Антоновны. Простое, почти аскетическое убранство. На

стене спасательный круг с надписью "Новик", модель

корабля на подставке. На полу и на стульях в

беспорядке сложены картины, холсты на подрамниках,

чемоданы и узлы. В углу приютился мольберт. Одно из

окон разбито. Через него виден знакомый двор. Арка с

кипятильником уцелела, но дом, выходящий на

Набережную, превращен в руины. Бомба срезала стену

квартиры Ивана Константиновича. Снег лежит на крышке

рояля. Со двора доносятся шипение и скрежет: идет

электросварка. У окна Юлия Антоновна и строитель.

Ю л и я  А н т о н о в н а. Это комната покойного мужа. Я здесь ничего не трогала - все как было. Сюда я хочу поселить Виктора Ивановича. Тут вещи мужа, его книги - Виктору Ивановичу будет приятно. Вас с Федором Михайловичем и Диму - в столовую. Ивана Константиновича придется устроить у меня...

С т р о и т е л ь. А вы куда же?

Ю л и я  А н т о н о в н а. Как - куда? На кухню. По крайней мере мне будет тепло.

Стук в дверь. Граница вносит чемодан, за ним идет

Туляков.

Г р а н и ц а. Вот теперь - всё. А окна придется фанерой зашивать стекол нет ничего.

С т р о и т е л ь. Как дела, Лаврентий?

Т у л я к о в. Все нормально. Сегодня сварку провожу... По вашему способу пробуем.

С т р о и т е л ь. Получается?

Т у л я к о в. По идее - должно быть хорошо. (Юлии Антоновне.) Лазили сейчас рояль смотреть. Целехонек. Ну, конечно, настройка наша вся насмарку.

Ю л и я  А н т о н о в н а. Можно его оттуда снять?

Т у л я к о в. Отчего же невозможно? Ничего такого невозможного нет. Тали покрепче подвести - и всё. Боцману скажите, Мирону Осиповичу. Это боцманское дело.

Г р а н и ц а. Эва, кувшин-то как стоит! Глядите. На самом краешке. Вот-вот сдует.

Ю л и я  А н т о н о в н а. Вещи - что! Бог с ними. Людей жалко. Даже Николая Эрастовича жалко...

С т р о и т е л ь. Помер?

Ю л и я  А н т о н о в н а. Не помер, так завтра умрет. Вот судьба! Как он жить хотел... Ногтями и зубами цеплялся. Последнее время ни о чем не мог говорить - только о еде. Ужасно он меня этим злил. А как он радовался, когда через Ладогу хлеб пошел и объявили новую норму. Прибежал, чуть не пляшет: прибавили, прибавили! Бедняга.

Т у л я к о в. Нда... Пошли, товарищ Граница. В обед зайдете.

Выходя, сталкивается в дверях с Тамарой, которую

ведут под руки Туровцев и "доктор". Увидя молчаливый

вопрос в глазах Юлии Антоновны, "доктор" сумрачно

кивнул головой. Тамару усаживают в кресло.

Т а м а р а. Вот и всё. Вот и всё.

Т у р о в ц е в. Тамара...

Ю л и я  А н т о н о в н а. Помолчите, Дима. Не трогайте ее.

Д о к т о р. Так я пойду. Надо к дворничихе зайти. Мальчишку помяло. (Выходит.)

Т а м а р а. Вот и всё.

С улицы доносится звук разбившегося стекла.

(С криком вскакивает, вцепившись в руку Туровцева.) Что? Что это?

С т р о и т е л ь (смотря в окно). Кувшин. Сверзился-таки.

Т а м а р а. Где? Какой кувшин? Что вы говорите, я ничего не понимаю. (Опустилась в кресло и разрыдалась.)

Т у р о в ц е в. Тамара, ну что ты... Перестань.

Т а м а р а. Димка, уйди! Зачем вы меня сюда привели? Я сейчас уйду. Пустите.

Ю л и я  А н т о н о в н а. Не глупи. Куда ты пойдешь?

Т а м а р а. Туда, к нему... Нет, не могу... Не знаю куда... Куда глаза глядят... (Хочет встать и опять падает в кресло.)

Т у р о в ц е в. Тамара, погоди. Послушай. Слышишь меня? Ну что ж теперь поделаешь? Кругом столько народу гибнет...

Т а м а р а. Ах, какое мне дело!..

Т у р о в ц е в. Ты же мне сама говорила, что он для тебя чужой человек, посторонний...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии