Одолей меня

Он задумывается. Кладет ручку.

– Потому что ты мне не доверяешь.

Я пялюсь на него, стараясь изо всех сил понять.

Он наклоняет голову.

– Если б ты знал, что это моя идея, ты бы не доверился ей, не так ли? Искал бы подводные камни. Интриги. Ты бы никогда не последовал по тому пути, что предлагаю я. Кроме того… – Он снова берет ручку. – Две птички. Один камень. Пора разорвать этот круг.

Я возвращаю папку на место. Стараюсь смягчить тон моего голоса.

– Без понятия, о чем ты говоришь.

– Я говорю о твоем новом эксперименте, – хладнокровно отвечает отец. – О твоей маленькой трагедии. Надо положить этому конец. Вряд ли она ответит тебе взаимностью, когда очнется и поймет, что ее мучитель – ты, не так ли?

Больше не могу себя сдерживать, мой голос звучит истерически.

– Почему ты так поступаешь со мной? Почему ты меня мучаешь?

– А сложно представить, что я делаю тебе одолжение? – Отец улыбается. – Посмотри повнимательнее на эти документы, сын. Если ты еще хочешь спасти свою мать – может, это и есть твой шанс.

Я одержим временем.

Я по-прежнему могу лишь догадываться, сколько я уже здесь нахожусь, пялясь без передышки на стены. Никаких голосов, только случайные искаженные звуки доносящейся издалека речи. Никаких лиц, ни одна живая душа, никто не объяснил мне, где я или чего от меня хотят. Я в своей камере недели напролет смотрю, как тень гоняется за светом, сквозь крошечное окно наблюдаю за их игрой, отсчитывая дни.

Внезапно в двери открывается узкая прямоугольная щель, и по ту сторону возникает свет, похожий на искусственный.

Мысленно отмечаю это.

Только горячая булка – ни подноса, ни упаковки, ни тарелки – пропихивается сквозь щель, и, спасибо моим рефлексам, я успеваю подхватить хлеб прежде, чем он падает на грязный пол. У меня хватает ума понять, что небольшое количество пищи, что я получаю каждый день, отравлено. Недостаточно, чтобы убить. Однако достаточно, чтобы ослабить. Меня бьет легкая дрожь, но я стараюсь держать глаза открытыми, верчу в руках булку, исследую ее шершавую корку в поисках информации. Никакой маркировки. Ничего необычного. Впрочем, это еще ни о чем не говорит.

Невозможно что-либо понять.

Ритуал повторяется дважды в день. Мне кидают крошечную порцию безвкусной еды дважды в день. Временами мысли путаются, мозг охватывают галлюцинации. Я становлюсь неповоротливым. Вялым.

Я голодаю.

Чтобы прочистить мозги, очистить тело от яда и собрать информацию. Я должен найти отсюда выход, пока не поздно.

В те ночи, когда я слаб, я не могу обуздать воображение. Что с ней? В голове кошмары, один страшнее другого. Пытка – не знать, что они с ней сделали. Не знать, где она; не знать, как она; не знать, жива ли.

Именно кошмары обескураживают больше всего.

По крайней мере, я думаю, что это ночные кошмары. Трудно отделить факты от выдумки, сны от реальности. Я провожу много времени с ядом, циркулирующим по моим венам. Кроме того, слова, сказанные Назирой перед симпозиумом, ее намеки, что Джульетта – кое-кто другой, что Макс и Иви – ее настоящие, биологические родители…

Не хочу верить.

Это кажется неправдоподобным, этого не может быть! Даже у моего отца есть границы, которые он не нарушает, твержу я себе. Даже у Оздоровления есть подобие моральных правил, твержу я себе.

Да только я видел их перед тем, как меня забрали, – видел знакомые лица Иви и Максимилиана Соммерс – Верховную главнокомандующую и ее мужа. И с тех пор я думаю о них.

Они – ведущие ученые в нашем союзе, скрытый разум Оздоровления. Они – военные, да, но они – медики. Эта пара всегда держится замкнуто. До недавних пор у меня было только несколько воспоминаний о них.

До тех пор, пока в моей голове не появилась Элла.