Одолей меня

Легкие работают на пределе, желудок выворачивает наизнанку, я судорожно хватаю воздух, руки трясутся, когда я встаю. Поворачиваюсь вокруг, комната вращается быстрее меня, перед глазами проносятся розово-фиолетовые пятна.

Ноги подкашиваются.

Меня снова подхватывают, на сей раз другие руки, и мужчина называет меня дочкой и держит в объятиях, точно своего ребенка, и говорит:

– Милая, ты больше не должна думать о них. Сейчас ты в безопасности.

– В безопасности? – Я отшатываюсь, мне страшно. – Кто вы?

Женщина берет мою руку. Стискивает мне пальцы, когда я пытаюсь освободиться от ее хватки.

– Я твоя мать, – отвечает она. – Я решила, тебе пришло время вернуться домой.

– Что… – Я вцепляюсь в нее обеими руками, – что вы сделали с моими друзьями?

Кричу и трясу ее, трясу так сильно, что она на какой-то миг по-настоящему пугается, поднять бы ее и швырнуть в стену со всей силы! Только нет ее, силы. Как отрезало, только гнев и адреналин сейчас со мной. В отчаянии кружусь по комнате. Галлюцинация, просто галлюцинация… как

вдруг

женщина ладонью со всей силы

бьет меня по лицу.

Я в ужасе, однако устояла.

– Элла Соммерс, – рычит она. – Прекрати истерику! – Ее глаза сверкают, впиваются в меня. – Что за нелепое поведение, полное драматизма? О друзьях она беспокоится! Эти люди тебе не друзья.

Моя щека горит, губы меня не слушаются, но я отвечаю:

– Нет! Нет, они – мои друз…

Еще пощечина.

Зажмуриваюсь. Открываю глаза. Голова идет кругом.

– Мы твои родители, – яростно шипит женщина. – Мы с твоим отцом забрали тебя домой. Ты должна быть благодарна.

Чувствую во рту вкус крови. Рукой касаюсь губ. Мои пальцы окрашиваются красным.

– Где Эммелина? – Кровь скапливается во рту, я сплевываю ее прямо на пол. – Вы тоже ее похитили? Она знает, что вы сделали? Что вы принесли нас в жертву Оздоровлению? Продали нас?

Стремительная пощечина, третья.

Моя голова гудит как колокол.

– Да как ты смеешь! – Лицо матери багровеет. – Как смеешь… Да ты без понятия, что мы строили все эти годы… Какие жертвы мы принесли нашему будущему…

– Тише, Иви, тише, – говорит папа и, успокаивая, обнимает ее за плечи. – Все будет хорошо. Элле нужно немного времени, чтобы прийти в себя, вот и все. – Он смотрит на меня. – Правда, Элла?

Тут до меня доходит. Все. Все становится предельно ясно…

Меня украла парочка психованных, и я никогда больше не увижу друзей. Друзей, которые, скорее всего, уже мертвы. Мои родители могли убить их. Всех.

Осознание этого обескураживает.

Слезы душат меня.

– Где Уорнер? – хриплю я. – Что вы с ним сделали?

Иви превращается в фурию.

– Ты и этот ублюдок! Если я хоть раз еще услышу его имя…

– Где Уорнер? – ору я. – Где он? Где Кенджи? Что вы сделали с ними?

Внезапно Иви сникает. Указательным и большим пальцами сжимает переносицу.

– Пожалуйста, – бормочет она, глядя не на меня, а на отца, – позаботься о ней, да? У меня ужасно болит голова, и надо сделать несколько срочных звонков.

– Конечно, любовь моя. – Отец вынимает из кармана шприц и быстро втыкает иглу мне в шею.

Кенджи

Определенно, общая комната нравится мне все больше и больше.

Прежде, когда я проходил через нее, всякий раз удивлялся: почему Уорнер решил, что нам нужна такая огромная общая комната? Много кресел и уйма свободного места. Я всегда считал это пустой тратой пространства. Втайне хотел, чтобы Уорнер использовал излишки площади под наши спальни.

Сейчас я его понимаю.

Когда появляемся мы с Назирой, опоздав на десять минут на импровизированную вечеринку с пиццей, все уже здесь. Брендан тоже. Он сидит в углу, вокруг него хлопочут Касл и Алия, и я подскакиваю туда же. Хочется его покрепче обнять; конечно, он не совсем здоров, и все равно на душе становится легче. Вообще-то Брендан выглядит как выжатый лимон, но на нем нет ни бинта, ни пластыря, значит, девушки не столкнулись ни с какими трудностями, когда они его наскоро подлатали. Отличный знак.

Я замечаю Уинстона, он идет через комнату, и я, догнав, хлопаю его по спине.

– Привет! Ты как?

Он с трудом удерживает тарелки из картона, они прогнулись под тяжестью огромных кусков пиццы, и, улыбаясь во весь рот, отвечает:

– День сегодня отвратный! Просто тошнит от него. Хорошее только то, что Брендан в порядке, и пицца. Все остальное я бы отправил ко всем чертям.

– Точно. – Хлопаю его по плечу. – Согласен на все сто. – Потом, после паузы, негромко спрашиваю: – Я так понимаю, Брендану ты ничего не рассказал, да?

Уинстон мгновенно краснеет.

– Я же сказал, жду подходящего момента. По-твоему, это сейчас, да?

– Ты прав, – тяжело вздыхаю. – Да нет, я просто надеялся, что, может, хоть у тебя есть хорошие новости. Нам бы сейчас не помешало что-нибудь хорошее.

Уинстон бросает на меня сочувствующий взгляд.

– О Джульетте ничего, да?

Качаю головой. Мне так плохо.

– А тебе кто-нибудь сказал, что ее настоящее имя – Элла?

– Да, слышал. – Уинстон отвечает, приподнимая брови. – А в целом хреновая история.

– Ага, – соглашаюсь я. – День сегодня – хуже не бывает.

– Кошмарный день!

– А что еще будет завтра! – вздыхаю. – Конец света, никак иначе.