Одолей меня

У меня в горле с едва слышным судорожным вздохом перехватывает дыхание. Единственная слезинка скатывается по щеке, я стираю ее, а сама пялюсь на него. Ничего не могу с собой поделать – не могу отвести от него взгляд. У него лицо, каких я прежде и не видела. Он красивее, чем главнокомандующий. Прекраснее. Еще есть в нем что-то пугающее, что делает его лицо холодным и отчужденным, так что на него даже трудно смотреть. Он почти идеален. У него резко очерченные скулы и подбородок, прямой ровный нос. В нем все напоминает острый отточенный клинок. Лицо бледное. Глаза мерцающие, чисто зеленые, и густые золотистые волосы. Мальчик тоже пялится на меня с каким-то странным выражением.

Мое горло прочищается.

Чары спадают.

Жар приливает к лицу, и я отвожу взгляд, коря себя, что не сделала это раньше.

Слышу, как главнокомандующий сердито бормочет сквозь зубы:

– Невероятно. Опять то же самое.

Я поднимаю взгляд.

– Аарон, вон отсюда! – резко велит главнокомандующий.

Мальчик – значит, его зовут Аарон – очень удивлен. Он секунду пристально смотрит на главнокомандующего, переводит взгляд на дверь. Но не двигается.

– Делалье, пожалуйста, выведите моего сына из комнаты, он, кажется, не в состоянии вспомнить, как надо переставлять ноги.

Его сын.

Ну надо же. Теперь понятно, в кого он такой красавчик.

– Да, сэр, конечно, сэр.

Невозможно понять выражение лица Аарона. Я ловлю его взгляд, потом еще, а когда он замечает, что я на него смотрю, то хмурится. Задумчиво.

Молча отворачиваюсь.

Аарон и Делалье проходят мимо меня к двери, я делаю вид, что не слышу его шепот: «Кто это?», и они выходят.

– Элла? Все хорошо?

Я моргаю, медленно счищаю паутину тьмы, застилающей мне зрение. Звезды взрываются и блекнут в глазах, я пытаюсь встать. Ковер будто соткан из зерен попкорна, они втыкаются мне в ладони. Металл впивается в тело. На мне наручники, светящиеся браслеты, они пиявками присосались ко мне, вытягивают из меня жизнь, в их слабом синем свете руки кажутся зловещими.

Возле двери стоит женщина и смотрит на меня. Она улыбается.

– Твой отец и я, мы подумали, что ты, наверное, проголодалась. Мы приготовили ужин.

Не могу даже пошевелиться. Кажется, ноги прикручены к полу, розовые и фиолетовые стены, пол и потолок словно набрасываются на меня. Я внутри странного музея: похоже, моя бывшая детская. Смотрю на свою, вероятно, биологическую мать – и чувствую, что меня сейчас вырвет. Огни вдруг загораются ярче, голоса звучат громче. Кто-то подходит ко мне, все движения представляются гротескными, шаги молотом отзываются в ушах. У меня темнеет в глазах. Стены опрокидываются. Пол встает на дыбы.

Я падаю.

Целую вечность я не слышу ничего, кроме собственного сердца. Его стук, оглушающий, сбивчивый, атакует меня, причиняет адскую боль; я, скрючившись и прижав лицо к ковру, ору.

Я бьюсь в истерике, внутри меня все дрожит, женщина поднимает меня, пытается обнять, я вырываюсь и ору, ору…

– Где все? – ору я. – Что случилось со мной? – ору. – Где я? Где Уорнер и Кенджи и, о господи… О господи… Все те люди… Все те люди, которых я уби-ила…

Тошнота подступает к горлу, мне страшно, ужасные воспоминания мучают меня, я не могу прогнать их: развороченные мертвецы, кровь, стекающая с искалеченных тел, – что-то пронзает мой ум, что-то острое и ослепляющее, и внезапно я падаю на колени, исторгая скудное содержимое желудка прямо в розовую корзину.

Едва дышу.