— Можно просто — дед, — раздался внезапно голос Василия Дмитриевича.
Вера с Сашкой опять вздрогнули — что-то было в его голосе резкое, внезапное. Он стоял на пороге комнаты и пристально глядел на Сашку.
— Чай готов, — сказал он и, повернувшись, пошёл на кухню.
Вера с Сашкой, оставив в комнате вещи, последовали за ним.
Стол уже был накрыт: три чашки на блюдцах с оранжевой каёмочкой и такой же расцветки сахарница с торчавшими из неё кусочками рафинада. Посредине, рядом с фаянсовым заварочным чайником, возвышалась большая стеклянная ваза на высокой ножке, наполненная всевозможными сладостями: пряниками, печеньем, вафлями и несколькими сортами шоколадных конфет в ярких обёртках.
— Пап, не надо было, мы не голодные, — сказала Вера.
— А я голодный, — возразил Сашка и собрался уже сесть за стол.
— Отставить! — гаркнул Василий Дмитриевич, и Сашка подпрыгнул на месте. — Руки.
Вера без лишних слов подошла к умывальнику с небольшим потёртым зеркальцем наверху и, открыв кран, принялась мыть руки. Удивительно, она до сих пор помнила все правила, царившие в родительском доме, и машинально следовала им. Рядом с умывальником на крючке висело вафельное полотенце, и Вера знала, что это полотенце именно для рук.
Сашка, который после Веры стал мыть руки, ойкнул и в недоумении покосился на мать:
— Вода холодная!
— Какая есть, — отозвалась Вера.
— Что, горячей совсем нет?
— Горячая — в чайнике, — сказал уже усевшийся за стол Василий Дмитриевич.
— Как тут люди живут? — проворчал Сашка, наспех смывая с рук мыльную пену.
Наконец все устроились за столом, и хозяин дома принялся разливать чай по чашкам.
— Стало быть, это твой сын? — то ли поинтересовался, то ли констатировал он, краем глаза косясь на Сашку.
— Да, это Саша, — сказала Вера.
— Понятно. Ну, держи, Саша.
Василий Дмитриевич поставил перед ним чашку с дымящимся чаем.
— А это, — продолжала Вера, обращаясь уже к сыну, — твой дедушка, Василий Дмитриевич.
— Да ты уже говорила, — буркнул Сашка, взглядом выбиравший, что бы такого взять из вазы со сладостями.
— Саша! — одёрнула его Вера. — Теперь познакомься.
Сашка нехотя отвлёкся от вазы и протянул деду руку:
— Будем знакомы!
Дед сделал вид, что не заметил этого, и как ни в чём не бывало попивал чай. Сашка несколько секунд подержал свою руку на весу, а потом резво схватил пряник из вазы. Вера, конечно, заметила такую реакцию отца, и в груди неприятно кольнуло.
— Ему двенадцать, — попробовала она завязать разговор, — в шестой класс пошёл.
Отец молча пил чай и глядел в угол.
— Пап, ты меня слушаешь?
— Слушаю, — отозвался он.
— А чего молчишь?
— А что я должен говорить? — Он пристально посмотрел на дочь и снова принялся за чай.
— Ну, я думала, ты спросишь…
— Когда надо будет, спрошу.
Сашка тоже обратил внимание на странное поведение дела и даже перестал жевать пряник.
— Мы, наверное, не вовремя, — сказала Вера, отодвигая чашку и вставая из-за стола.
— Сидеть! — приказал отец, и Вера мгновенно села. — Ты думаешь, что могла вот так просто заявиться через десять лет…
— Через тринадцать.
— Тем более!
— Но ведь ты сам выгнал меня. Не помнишь?
— Я всё помню. Ещё из ума не выжил. И ты знаешь за что.
— Знаю, — бросила Вера и покосилась на Сашку.
— А раз знаешь, зачем приехала?
Отец резко встал из-за стола и вышел в сени. Затем послышалось, как хлопнула входная дверь, — значит, он с силой закрыл её: сама по себе, тщательно отрегулированная, со смазанными петлями, дверь закрывалась бесшумно.
На какое-то мгновение в доме воцарилась тишина.
— Ма-ам, а за что он тебя выгнал? — спросил Сашка.
— Ни за что! — буркнула Вера и, вскочив, убежала в свою комнату.
Сашка поглядел ей вслед, вздохнул и взял из вазы ещё один пряник. Потом передумал и поменял его на большую шоколадную вафлю.
Вера лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку, и бесшумно плакала. События тринадцатилетней давности бурным потоком вырвались из запертого на крепкий замок самого дальнего сундука памяти и яркими картинами встали перед её глазами…
Однажды поздним зимним вечером Вера без предупреждения приехала домой. Родители, которые уже легли спать, спросонья никак не могли понять, кто это стучит в окно. А когда поняли, обрадовались несказанно. Мама, несмотря на возражения Веры, тут же собрала на стол: картошечки варёной, капустки квашеной, грибочков и прочих разносолов — жили небогато, но не голодали. Отец даже достал из заначки бутылочку своей «фирменной» настойки. Когда уселись за стол и родители пустились в расспросы — как, мол, жизнь, как учёба и прочее, — Вера вдруг расплакалась. Мама перепугалась, а отец насторожился. Вот тут-то Вера и призналась им, что беременна. Мама приняла эту новость спокойно и только спросила:
— Кто он?
В ответ Вера ещё громче разрыдалась.
А отец буквально взбесился. Он метался по дому и кричал:
— Вот она — жизнь городская! Я говорил, что это до добра не доведёт! Говорил? Во-от! Дочь в потаскуху превратилась!
— Что ты такое говоришь? — вступилась за Веру мама. — Окстись!
— Что есть, то и говорю. Она даже не знает, кто отец её ребёнка. Как это, по-твоему, называется?
— Прекрати! Не видишь, ей и так плохо.