Ох… что же скажет Крис, когда очнется? Если очнется… Так, нужно гнать эти мысли! Он очнется непременно. И станет меня ненавидеть. Или вообще расскажет всем, что я чудовище, которое выкачало из него жизнь своим поцелуем. Поцелуем смерти.
По громкоговорителю неожиданно раздался призывный голос:
– Код синий! Внимание! Код синий! Палата 143. Срочно вызываем доктора Шерманна. Внимание! Код синий!
Я не понимала, что это значит, а вот моя подруга, похоже, прекрасно это понимала. Она задрожала еще сильнее, больно вцепившись мне в руку. Её лицо побелело.
– О Боже, только не это… Только не это, пожалуйста…
Рози всё повторяла и повторяла это, а я наблюдала, как несколько медсестёр спешно завозят в палату Криса какое-то сложное оборудование на каталке с колёсиками. Трубки, провода, датчики. Дефибриллятор? Осознав, насколько всё серьёзно, я вскочила и в три прыжка подлетела к пожилому доктору, направляющемуся в пресловутую палату 143. Он резко остановился, когда осознал, что мои слабые пальцы намертво вцепились в рукав его халата.
– Что с Крисом? Пожалуйста, скажите! Ему стало хуже?
Доктор Шерманн, а, скорее всего, это был именно он, с силой стряхнул мою руку и, не сказав ни слова, скрылся за дверью, а до меня донеслось только обращенное к медсестрам строгое: «никого не впускать».
Не зная, куда себя деть от беспокойства, я снова принялась мерить коридор шагами, временами обеспокоенно поглядывая на всхлипывающую подругу. Так прошло несколько напряженных минут, но никто не вышел из палаты, и в неё тоже никто не вошёл.
– Сти-вен-сон! Это очень простая фамилия, милочка! Мне позвонили и сказали, что мой сын у вас в отделении. Но толком ничего не объяснили.
Я резко обернулась на голос.
– О-о-о, а вот и мама, – прошептала едва слышно Розмари.
К нам на всех парах приближалась блондинка с усталым, вымученным лицом, украшенным размазанной тушью. Видимо, женщина плакала всю дорогу от дома. ее голос дрожал, но она отчаянно старалась держаться. У нее получалось, но слабо.
– Ради Бога, скажите, в какой он палате? И что вообще с моим сыном? Почему мне никто не может ничего объяснить?
Мама Криса дернула за рукав пробегающую по своим делам медсестру, которая недовольно скривилась, но всё же остановилась.
– Простите, не могу вам ничего сказать. Необходимо дождаться лечащего врача. Он всё ещё в палате.
– Розмари, милая! Хоть ты мне что-то скажешь?
Женщина заключила в объятия свою всхлипывающую дочь, нежно поглаживая ее по волосам и нашептывая что-то успокаивающее.
– Нам пока тоже ничего не говорят. Мы тут как на иголках, ничего толком не знаем.
Очевидно, слово «нам» оказало на миссис Стивенсон какой-то эффект. Она отстранилась от дочери, оглядела коридор и заметила меня.
– А ты?..
– Это Эвелин, – опередила меня Рози. – Она была с Крисом, когда он… Там, в доме Логана Митчелла. Эвелин позвала на помощь.
– Хорошо, что ты здесь, – кивнула женщина, пристально глядя прямо мне в глаза. Я даже поёжилась, будто её прожигающий взгляд видел меня насквозь. – Как раз расскажешь, что же произошло с моим сыном.
От ответа меня спасло появление доктора Шерманна, который стремительно вышел из палаты Криса и громко хлопнул дверью. На усталом, испещренном морщинами лице явно можно было разглядеть спокойное удовлетворение от проделанной работы. Но и беспокойство за пациента не покинуло его, это тоже было видно. Он на секунду замер и остановил взгляд своих бесцветных глаз на испуганной женщине, которая одновременно ждала и боялась его появления.
– Миссис Стивенсон?
– Д-да…
– Я – доктор Кёртис Шерманн. – Он сделал пару шагов вперед, поправляя воротник на своем белом халате. – Сейчас состояние вашего сына стабильно тяжёлое. Мы делаем всё возможное, но самое страшное уже позади. Организм Кристиана сильно истощен, настолько, что его легкие не могут сейчас дышать самостоятельно. Пришлось подключить его к аппарату искусственной вентиляции. Возможно, он переживал сильный стресс за последние несколько дней?
– М-мне об этом неизвестно…
Голос матери Криса дрожал, и слова едва можно было расслышать. Розмари замерла и будто забыла, как дышать, а я медленно переваривала слова доктора, пытаясь вникнуть в суть своим отказывающимся работать мозгом. Стабильно тяжелое. Что это значит? Что сейчас ему плохо, но хуже не станет? И есть ли шанс, что станет лучше? Очень надеюсь, что есть.
– Возможно, какие-то стрессы, связанные с обстановкой в семье? – продолжал задавать вопросы доктор.
– Что вы хотите сказать, доктор Шерманн?
– Я лишь пытаюсь понять причину такого резкого ухудшения самочувствия. Понимаете, организм Кристиана не справился. Исходя из результатов анализов, он как будто не ел несколько дней. По крайней мере биохимический анализ крови показал, что гемоглобин и билирубин на критически низком уровне. Сердцебиение еле удалось восстановить, а лёгкие… без видимых причин или патологий перестали дышать. Мы, конечно, сделаем еще несколько развернутых анализов, но мне вполне очевидно, что проблема в его окружении… и, возможно, в обстановке, которая привела организм к такому…