Однажды в Чернобыле

– Члены «О-Сознания» обретают повышенную живучесть и регенерацию, как и другие мутанты Зоны, – пояснил Стрелок. – Получив сверхъестественные телекинетические способности, их разум получает способность влиять и на собственный организм. Поврежденные мозговые ткани Меченого регенерировали раньше, чем начали отмирать другие клетки его организма, поэтому он сумел выжить и даже частично восстановить мозговую деятельность. Но во-первых, его мозг был мертв слишком долго для полного восстановления, и некоторые нейронные связи безнадежно нарушились. А во-вторых, вы же знаете, каким образом происходит регенерация у тварей Зоны – по принципу раковой опухоли. Клетки на краях раны просто начинают усиленно делиться и разрастаться до тех пор, пока не затянут поврежденные места рубцовой тканью. Естественно, ни о каком тонком восстановлении утраченного и речи не идет – организм просто активно наращивает клеточную массу, образуя безобразные шрамы, торчащие наружу, бугры из плоти и перепутанные жгуты мышц. Хемуль, помнишь ту чернобыльскую суку?

Как же не помнить. Та тварь, которая во время Большого Прорыва чуть не лишила меня Динки. Гранатным осколком ей снесло верхушку черепа, и ураганная регенерация восстановила объем ее мозга до такой степени, что тот аж свешивался из вскрытой черепной коробки. Твари повезло – из-за увеличившейся массы мозга она стала гораздо умнее и коварнее, чем другие чернобыльские львы, и мне с большим трудом удалось тогда одолеть ее.

Но это собака, животное с примитивными инстинктами, которой хватило нескольких миллиардов дополнительных нервных клеток, чтобы увеличить свой интеллект на порядок. А вот человеку, существу с самым развитым и сложно организованным мозгом на планете, ураганная регенерация едва ли могла помочь стать умнее. Скорее ее грубое вмешательство, наоборот, уничтожило многое из того, что уже было в голове Меченого до этого.

Видимо, эти тревожные мысли отразились на моем лице, потому что Стрелок хмуро кивнул:

– Вот именно, Хемуль. Его нейронные связи были нарушены, а после регенерации восстановились как попало. Поэтому его интеллект оказался сильно поврежден… – Он задумался, покачал головой. – Нет, точнее так: поврежден еще больше, чем раньше. Я не могу объяснить толком, каким именно образом, но он теперь думает совершенно по-другому, не так, как прежде. У него в голове сейчас творится ад. Он полный безумец с редкими проблесками разума. И это очень страшно, ребята, – ощущать уродливые мысли и мотивации полуразрушенного мозга. Я с трудом мог вынести его присутствие у себя в голове. Там такие бездны… – Байчурин помолчал, глядя в химический костер. – Меченый стал еще опаснее, потому что раньше я мог просчитать большинство его ходов и реакций, а теперь боюсь ошибиться. Единственное, что могу сказать с уверенностью, – он стал гораздо злее. Он больше не играет в доброго дядюшку, его терзает жажда мести. Он считает, что ты, червячок, предала его. И не потому, что тоже считает тебя дочерью: годы, проведенные в саркофаге «О-Сознания», начисто выжгли в его душе все эти родственные предрассудки. Он в бешенстве оттого, что ты предала его после того, как он столь щедро поделился с тобой своей властью…

– Постой-постой! – безмерно удивился я. – Динка, так он все-таки подключал твой аппарат?! Я-то решил, что успел тогда вовремя…

– Подключал. – Подруга кивнула, безучастно глядя в искусственный огонь, и замолчала. Ей явно не хотелось говорить на эту тему.

– Он успел уложить ее в саркофаг и подключить к «О-Сознанию», – произнес Стрелок. – К счастью, ненадолго. А потом что-то перемкнуло в силовой установке. Нестандартный саркофаг, да еще вынесенный за пределы лаборатории – довольно ненадежная штука. Проводить подобные эксперименты в логове «О-Сознания» ему, естественно, не позволили бы остальные Хозяева Зоны. В общем, ты вернулся в бункер, когда он ненадолго выбрался из своего саркофага, чтобы устранить поломку. Ты думал, что успел вовремя, однако Дина к тому времени уже ощутила себя всесильной Хозяйкой – пусть даже и на пятнадцать минут. И я бы на твоем месте, сынок, очень бы это ценил. Абсолютная власть, даже на таком крошечном и зачумленном пятачке пространства, как Зона, – это сильнейший наркотик. Я ощущал это только опосредованно, через восприятие Меченого, но это действительно невероятный азарт, это жгуче интересно. И знаешь, я совсем не уверен, что, попробовав, сумел бы потом выстрелить в отца и навсегда отказаться от такого. Это к вопросу о том, почему она не сразу убила Меченого и позволила ему пластать тебя несколько лишних минут. Потому что выбор был абсолютно непосильным. Но в конце концов она все-таки выбрала тебя.

Я во все глаза смотрел на ненаглядную мою девочку, которая, в свою очередь, не отрывала взгляда от Стрелка. Вот, значит, как. Вот почему она потом все время была такая притихшая и пришибленная. Потому что она одновременно отказалась от отца и от высшей власти ради одного грубого, небритого и грязного сталкера.

Господи, милая, я ж тебя теперь всю жизнь на руках носить буду.