Уже позже я иногда гадал, может ли быть так, что, очутившись в некоего рода чистилище, Джо узрел во мне своего посланца, свой шанс на душеспасение. Вероятно, он так горько сожалел о содеянном, что исхитрился явиться с того света в страстном желании ухватиться за последнюю краткую возможность вымолить прощение у Оксбарроусов, не ведая, что Мюррей уже мертв, а Хелен давно не живет на Солеварной ферме.
А может быть, все обстояло иначе и Джо всего лишь хотел рассказать кому-нибудь о том, какая судьба его постигла и что Крауленд со своими приспешниками убили его, вероятно сами того не желая.
Каждый год под Рождество я заставляю себя вдуматься и понять, к чему было все произошедшее, и каждый год ни к чему не прихожу. Знаю только, что те события случились в реальности.
Да, они случились. И это все, что можно о них сказать. Хотя я и сам знаю, что этого недостаточно. Сказать
Можете себе представить, каково это – больше никогда и ни в чем не быть уверенными? Так я вам расскажу.
Только вот Дэвид ни за что не поймет, что я имею в виду.
И Господь мне тут не в помощь. Никогда и не был. Он только и делал, что выставлял меня глупым мальчишкой со вздорной затеей уместить огромность небес в спичечный коробок.
Киран Милвуд Харгрейв. В карминной комнате
Я записываю свой рассказ о случившемся, как если бы это была моя исповедь перед Богом, моя молитва в уши ангелам, ибо сейчас у меня не осталось никого, кому я могла бы доверять, кроме себя самой: своему сердцу и своему перу. У меня нет привычки вести дневник, и сразу признаюсь, что все далее написанное – мои воспоминания. Однако клянусь спасением моей души: все происходило именно так, как я описываю. И до сих пор происходит.
Вам следует уяснить, притом прочно и недвусмысленно, что сегодня, 24-го дня декабря 1898 года, я, Кэтрин Элизабет Мэри Блейк, нахожусь в здравом уме и твердой памяти, что бы обо мне ни говорили. Я знаю, что я дочь Софи Мэри Уинсом и Джона Альберта Уинсома, ныне покойных, и что я уже год как состою в браке с Ричардом Артуром Чарльзом Блейком. Я знаю, что живу в Блейк-Мэнор, в двух шагах от городка Тенбери-Уэллс[27], в графстве Шропшир. Я знаю, как зовут нашу королеву и нашего нынешнего премьер-министра, я могу назвать наши колонии и пределы нашей империи. Я знаю заповеди. Я опишу все в подробностях, чтобы вы так же ясно увидели, как происходило каждое событие, как это вижу я в своей памяти.
Пишу все это с единственным намерением – доказать вам, что все, во что я призываю вас поверить, есть чистая правда как она есть: что пускай тело мое ослабело, а мой разум подвергают сильным сомнениям, я не сошла с ума. Хотя когда вы узнаете все последующее, то вы поймете, почему я сама бы того желала.
Я рожала в карминной комнате. Ее приготовили уже к тому времени, когда у меня прекратились месячные. Раньше она была безликой и невзрачной, со стенами, обитыми желтым шелком, который весь изъела моль, лохмотья от выводившихся личинок мерзкого вредителя свисали с тяжелых портьер из зеленого бархата, и всякий раз, когда я отдергивала их, то начинала неудержимо чихать. И все же я любила эту комнату за вид, который открывался из ее окон.
Наше поместье Блейк-Мэнор располагается там, где лес рассекает река, на вершине холма, откуда открывается чудесный умиротворяющий вид и на реку, и на лес. Если, стоя у окна, прикрыть один глаз – или закрыть ладонью, если вы, подобно мне, неспособны жмуриться, – пред вами предстанут два очень разных мира. Первый, знакомый мне еще с детских поездок в Массури-Хиллс[28]: перекаты зеленых холмов, в подножия которых врезается серебряная лента реки. Если поменять глаз, откроется второй вид: долина, одетая густыми лесами, глухими, бурыми и тенистыми, точно в волшебной сказке.
При всей привлекательности местного пейзажа дом, точно повинуясь глупому детскому капризу, обратили тылом к долине.
Подъездная аллея, главные ворота и фасад смотрят в противоположную сторону, где тянется декоративный сад с квадратными, рассаженными в строгом шахматном порядке розовыми кустами. Летом сад источает благоухание, а осенью – и тем паче, несмотря на свою бездушную математическую симметрию. Сад вверен ревностным попечениям Ноукса, который, как сказал мне Ричард, перешел к нам вместе с домом. Как часто бывает со старинными поместьями, Ноукс и его жена, наша экономка, сделались такой же непременной частью Блейк-Мэнор, как рояль в музыкальной комнате или само семейство Блейк.