– И я решил, что смогу узнать о тебе только из газетных заметок про кино, – продолжал Гриша. – Я… я записался в библиотеку, ходил туда и просматривал все идиотские журнальчики, которые они выписывали. Пытался найти хоть слово о тебе – ведь Инга сказала, что ты уехала прямиком в Голливуд. Библиотекарша смотрела на меня как на чокнутого. Я несколько месяцев ходил туда, пока не наткнулся однажды на статью про какой-то кинофестиваль. Что-то там… про архаус.
– Артхаус, – пояснила я. – Кино не для всех.
– Точно, – кивнул он. – Там были фотографии, и на одной из них я узнал тебя. Мелкая такая фотография, нечёткая – и ты на ней стояла вполоборота, под руку с каким-то бородатым хреном. Но я точно знал, что это ты. Когда библиотекарша отлучилась, я просто выдрал эту страницу с фото… для себя.
– Гриша, милый, – прошептала я.
Мне вспомнился тот первый фестиваль, то, как неловко и нелепо я там себя чувствовала, как натянуто улыбалась фотографам. Могла ли я знать, что один из этих снимков окажется у Гриши?
– Я запомнил, что тебя теперь называли Рада Казан, и стал искать это имя во всех журналах. И постепенно оно стало мелькать всё чаще. Вскоре появились статьи о съёмках фильма «Миражи». О тебе писали, как о находке какого-то суперизвестного режиссера. Ты же знаешь, я в кино ничего не понимаю, но тут я догадался, что, видимо, твоя карьера пошла в гору и домой ты возвращаться не собираешься. А значит… а значит, мне нужно ехать к тебе. Глупо, конечно.
– Почему глупо? – возмутилась я. – Гриша, это не глупо, это… если бы я только знала… я бы…
Он как-то нервно дёрнул плечами и продолжил:
– Я понимал, что денег на билет мне не накопить никогда. Мы тогда на Хабаровск еле-еле наскребли. Да и визу мне бы никто не дал. И тогда я решил, что мой единственный шанс – это мореходка. Если я поступлю туда, начну выходить в море, когда-нибудь мне может выпасть случай попасть на корабль, плывущий в Америку. Это, если разобраться, тоже была идиотская идея. Америка ведь большая, и шанс, что корабль зайдет в порт именно в твоём городе… Фактически этот шанс стремился к нулю. И потом, я ведь не знал ни адреса, ни какого другого способа с тобой связаться… Видишь, как мне повезло. Я только закончил обучение и сразу получил направление на корабль, который должен был отплывать в Лос-Анджелес. Мало того, в учебке нам иногда разрешали пользоваться компьютерами в своих целях – теперь уже мне не обязательно было перелопачивать кучу журналов – и незадолго до отплытия я нашёл в Интернете фотографии, сделанные у окна твоей квартиры. В той статье было сказано, где расположен дом, в котором ты живешь. Вот только…
– Что? – спросила я.
Меня душили слёзы. Я представляла себе, через что прошёл Гриша, чтобы найти меня. Сколько упорства он вынужден был приложить, фактически ни на что не надеясь…
– Ты… была там не одна, – прошептал он.
Поначалу я даже не поняла, о чём это он. И лишь через несколько секунд до меня дошло, что он говорит о той фотосессии, в которой я участвовала с Тэдом. Всё было устроено так, будто бы ушлые папарацци неожиданно застали меня завтракающей с бойфрендом. Мне это показалось такой глупостью, что я даже рассмеялась. Господи, из всех наших проблем его волновала именно эта?
– Гриша, – сказала я. – Гриша, милый, родной. Это совершенно ничего не значит, – увидела, как он дёрнулся, и заговорила быстрее: – Честно, я клянусь тебе, это ничего не значит. Это часть моей работы, понимаешь? У меня даже в контракте это прописано. Все должны думать, будто между мной и Тэдом роман. Это нужно для пиара фильма.
– Что за пиар? – растерянно спросил он.
И у меня снова больно кольнуло в груди. Мы с Гришей теперь разговаривали на разных языках. Несколько лет назад такое казалось немыслимым.
– Ну, раскрутка фильма, привлечение зрителей, – начала объяснять я, с каждым своим словом всё больше чувствуя неправильность всей этой ситуации. Такого просто не должно было быть. – Тэд – очень хороший человек. Я хотела бы вас познакомить, мне кажется, он бы тебе понравился.
– Это вряд ли, – хмыкнул Гриша.
– Нет, в самом деле! У нас с ним ничего нет, мы просто друзья, партнеры по площадке. Он меня понимает, с ним легко.
– А со мной, видимо, уже нет.
Казалось, с каждой новой моей фразой всё только больше запутывалось. Я набрала в грудь побольше воздуха и произнесла то, чего не говорила никогда. Ведь раньше слова нам были не нужны, но теперь выходило так, что без них больше было не обойтись.
– Гриша, я люблю тебя. Люблю больше всего на свете. Если ты скажешь, я брошу здесь всё. Придумаю, как расторгнуть контракт, и брошу. Уеду с тобой. Вернусь домой. Мне всё это не нужно.
Он как-то сдавленно охнул, а потом шагнул ко мне и крепко стиснул сильными руками, зашептал куда-то мне в волосы:
– Глупая, какая же ты глупая. Ну что ты такое говоришь? Нельзя тебе это бросать, это твоя жизнь. Прости меня, прости, родная моя. Это я здесь дурак, напридумывал что-то, накрутил себя. Я просто так давно тебя не видел…