В квартире царила тишина. В воздухе ещё плавал табачный дым, с кухни тянуло тяжёлым алкогольным запахом. Под ногой у меня чавкнула раздавленная сигаретная пачка. Гриша оглядывался по сторонам, кажется, поражённый тем, где мне приходилось жить. Несмотря на более чем скромную обстановку, в наших с ним домах всегда было чисто и аккуратно. Выцветшие обои всегда были бережно подклеены, порожки починены, полы чисто выметены. Это же жилище было похоже на вокзальную нищенку, расхристанную, пьяную и оборванную.
Гриша быстро опустил глаза, видимо, боясь обидеть меня своей реакцией.
– Раздевайся. Ты есть хочешь? – спросила я, подумав про себя, что, наверное, смогу отыскать что-нибудь уцелевшее.
Но Гриша лишь устало мотнул головой, и я поняла, что прежде всего ему нужно поспать. Я провела его в комнату.
– Ложись, – кивнула я на расстеленную постель. – Поспи, я буду рядом.
Он смущённо отвернулся от меня и принялся быстро стаскивать свитер. Я краем глаза поглядывала на него. На его широкую худую спину, шею, руки, плечи…
Через мгновение он уже лежал в постели под одеялом. В окно заглянуло утреннее солнце, и я наконец рассмотрела, какое осунувшееся у него лицо. Под ввалившимися глазами темнели круги. Я присела на край постели, и он взял меня за руку, переплёл наши пальцы.
– Спи, – снова сказала я, наклонилась и коснулась губами его лба. – Спи. Я здесь.
Он уснул практически моментально. Вот ещё секунду назад смотрел на меня из-под набрякших век, а затем они закрылись, и всё лицо его расслабилось, перестало быть хмурым и сосредоточенным. Кажется, я могла бы сидеть так вечность – просто глядеть на него, ощущая покой. Однако нужно было вести в детский сад Ваньку, а перед тем, как его будить, стоило хоть немного привести в порядок кухню.
Весь следующий час я разгребала оставшиеся после ночной вечеринки завалы. Собирала объедки и пустые бутылки, выметала мусор, мыла посуду. Потом быстренько сварила кашу для Ваньки и пошла будить малыша. Гриша всё еще спал, и я старалась двигаться и говорить как можно тише, чтобы не потревожить его сон, дать ему выспаться после долгой дороги.
Я присела на диван рядом с Ванькой и тихонько потрясла его за плечо.
– Просыпайся, Мышонок!
Ванька заворочался, потянулся и сел на постели. И тут же увидел спавшего в другом конце комнаты Гришу. Глаза его округлились от любопытства.
– Ой, а это кто? – спросил он.
– Это мой друг. Его зовут Гриша, – шёпотом ответила я. – Вставай, Мышонок, пора в садик.
– А он хороший? – с опаской поинтересовался Ванька.
– Очень, – кивнула я.
– А почему он спит? – не отставал пацаненок.
– Устал с дороги. Не шуми, – я сунула ему его колготки.
– А он теперь будет жить с нами? – продолжал Ванька, неловко одеваясь.
У меня тут же болезненно сдавило горло. Я как будто бы впервые поняла, что Гриша приехал не насовсем, что скоро он уедет, и всё снова станет как раньше. Я с трудом сглотнула комок в горле и пробормотала:
– Нет… Нет…
Ванька умылся, я быстро покормила его на кухне и отвела в детский сад, находившийся через дорогу. Возвращаясь домой, я думала о том, что мне придётся каким-то образом внушить тёте Инге, что Гриша проживёт у нас несколько дней.
В квартире было тихо. Уходя, я пооткрывала все окна, и перегар, остававшийся после ночи, выветрился. Теперь здесь пахло свежим осенним ароматом, и солнце, словно нарочно расстаравшись, ломилось в окно, золотистое и ласковое.
Я тихо заглянула в комнату, где спал Гриша, и он в ту же минуту повернулся на постели, потянулся и распахнул глаза. И я наконец смогла поддаться порыву и броситься к нему. Он тёплый после сна, сгрёб меня руками, крепко прижал к себе и принялся беспорядочно целовать глаза, щёки, виски, губы.
– Холодная, – шептал он между поцелуями.
– Я с улицы… Ваньку в садик отводила… – отозвалась я.
– Залезай под одеяло – согреешься, – пробормотал он.
Привалившись к Грише всем телом, я вдруг как-то разом осознала, что мы с ним одни в пустой квартире. Что я лежу, тесно прижавшись к нему, и чувствую жар его тела. И он вдруг тоже в один миг осознал это, резко отодвинулся от меня и посмотрел расширенными, испуганными глазами.
Я внезапно подумала, что вот сейчас мы вместе, а потом он уедет, и я не знаю, когда ещё смогу с ним увидеться. Во мне вдруг проснулась какая-то отчаянная тяга слиться с ним хоть на минуту, чтобы ощутить, что никто не сможет разлучить нас навсегда. Я подалась к нему и обвила руками его шею.
– Ты что? – ошарашенно прошептал Гриша. – Ты что задумала?
А я, захлебываясь, заговорила куда-то ему в ключицу:
– Я хочу… Пусть… Потому что потом ты уедешь… А я останусь одна… Снова… Гриша… Гриша, родной мой…
И он, поначалу смотревший на меня оторопело и не решавшийся прикоснуться, кивнул и обхватил меня руками, стиснул так сильно, будто боялся, что меня может вырвать у него какая-то неведомая сила.