Одна против всех

— Мы с ним вместе придумали всю эту идею с нетрадиционным бизнесом, понимаешь? Он был умнее меня, честнее, порядочнее, мы даже дружили семьями, но… — Он размахнулся и врезал кулаком по стене. — Проклятье, я сам тогда послал его в Ташкент разузнать насчет этого белка! И его пришили вместе с остальными! — Он вдруг успокоился, сел обратно в кресло, налил шампанского, залпом выпил и швырнул хрустальный бокал в стену. — А теперь я хочу, чтобы человек, организовавший эту бойню, умер. Его называют Стекольщиком — у него один глаз стеклянный.

— Нет проблем, хозяин.

— Ты убьешь его, и я успокоюсь. Причем не просто убьешь, а сначала уничтожишь все его логово и всех его псов. А саму эту падлу притащишь сюда, и я посмотрю в его глаза перед тем, как лично всажу меж ними пулю.

— Сделаю, хозяин.

Он внимательно посмотрел на меня и зло усмехнулся:

— Я очень надеюсь на это, крошка. Только тебе придется очень постараться. Дело в том, что он, как и все подонки, боится умереть, скотина, и до него практически невозможно добраться. Он спит и ест со своими сторожевыми псами, они у него все бывшие работники президентской охраны, видят за три километра невооруженным глазом, однажды они застрелили сидевшего на крыше соседнего дома снайпера. Из пистолета, одним выстрелом. Они не подпускают к нему никого и получают за это огромные деньги. Его даже авторитетные воры достать не могут, хотя уже не раз пытались. Он ни от кого не зависит, плюет на всех, как на безродную шваль, посылает на хер все московские группировки и живет здесь как хочет, шакал! — Хозяин гневно сплюнул на пол. — Даже я не могу его достать!

— Я достану.

— Я на тебя рассчитываю. У меня уже есть готовый план, девочка. Не хватало только достойного исполнителя. Ты возьмешь его тепленьким.

— Возьму, хозяин.

— Господи, до сих пор не верю, что Мамонтову это удалось, — пробормотал он, глядя на мое тело и качая головой. — Не зря, значит, живу я на этой земле и трачу деньги. Запомни главное: после того как притащишь его сюда, тебе нужно будет вернуться в свой офис вместе с боссом, которого к тому времени уже превратят в дауна, позвонить в милицию и признаться в совершенном преступлении. Я не хочу, чтобы на меня потом ополчились все родственнички и друзья Стекольщика с ментами в придачу. Мое имя звучать не должно, поняла?

— Поняла, хозяин.

— Ну и слава Богу. — Он облегченно откинулся на спинку кресла. — Сейчас тебя переоденут, дадут машину, и ты встретишь его на пути следования его кортежа. Он очень падок на красивых блондинок. Воспользуйся своим обаянием. Да убери ты это идиотское выражение с лица! Ты должна быть очаровательной и сексапильной…

Я изменила выражение лица и стала, наверное, похожа не на сомнамбулу, а на криво улыбающегося олигофрена. Тьфу, прости Господи…

— Ну вот, теперь совсем другое дело, — он удовлетворенно хмыкнул. — Самое главное — это любой ценой попасть в его неприступную крепость в лесу, на берегу Москвы-реки, и стереть этот гадюшник с лица земли. Живым не должен уйти никто. А потом притащишь Стекольщика сюда. Вот, пожалуй, и все, что тебе нужно сделать. Перед выездом я проинструктирую тебя более подробно. А теперь ступай…

Глава 9

На душе, искусственно отделенной от тела, у меня было так паршиво, как не было еще никогда. Доктор Каширин, который имел связи во всех этих преступных концернах и которому потом «коллеги» выложили всю мою историю в мельчайших подробностях рассказывал мне ее с невольным содроганием. Сидя в маленькой серебристой «Тойоте» с открытым верхом, я стрелой летела по нейтральной полосе Ленинского проспекта в сторону своей гибели, обгоняя шумящий справа поток медлительных и неуклюжих автомобилей. В кровавом зареве заката мои длинные золотистые волосы полыхали на ветру языками бушующего пламени, на лице, которое обдувал встречный поток воздуха, застыла демоническая улыбка, и я мчалась вперед в развевающейся алой блузке, откинув левый локоть на дверцу и не обращая ни на кого и ни на что внимания. Но, даже несмотря на мою потрясающую внешность, было во всем этом зрелище нечто жуткое, такое, что я бы наверняка тоже ужаснулась, доведись мне воочию лицезреть эту картину со стороны…