Одна против всех

Все произошедшее со мной дальше дошло до меня лишь в виде обрывков воспоминаний помутненного лекарствами сознания и догадок доктора Каширина, который, собственно, и спас меня от окончательной гибели, а потом был так великодушен, что все мне рассказал. И у меня нет оснований ему не верить. Так или иначе, другой информации об этом у меня нет, так что я до сих пор довольствуюсь лишь этими обрывочными сведениями, хотя и того, что мне удалось выяснить, оказалось более чем достаточно, чтобы едва не сойти с ума. А выявила я, втайне от босса, вот что….

Видимо, мой мозг был полностью блокирован проклятыми препаратами, и только малюсенькая его часть все еще продолжала работать, поддерживая меня в здравом уме. Я не могла как следует соображать и владеть своим телом, которое внезапно стало каким-то чужим. Даже голос перестал меня слушаться, подчинившись какой-то неведомой силе, вошедшей в меня вместе с препаратами Мамонтова. Но, как бы то ни было, я была жива и могла контролировать хотя бы свои мысли. Те, которые еще остались в моем успевшем убежать от препарата сознании.

В уютно обставленном кабинете Евгения Николенко в мягких креслах вокруг небольшого журнального столика сидели трое: сам Николенко, профессор Мамонтов и я, то бишь уже не я, а какая-то совсем другая, незнакомая мне и пугающая меня девушка. Звали ее Мария. Она была похожа на сомнамбулу. Ничего не выражающие глаза тупо смотрели в одну точку перед собой, губы были плотно сжаты, руки безвольно лежали на коленях и плюс ко всему она еще и раскачивалась из стороны в сторону. Смирительной рубашки на ней, то есть на мне, уже не было, ее место занимал обычный белый халат. На столике стояла открытая бутылка шампанского, бокалы и пепельница. Изящно закинув ногу на ногу, с мерзкой улыбочкой на лице и неизменной сигаретой в зубах негодяй Николенко принимал работу еще большего мерзавца Мамонтова.

— Кто я? — спросил он.

— Вы мой хозяин, — каким-то неживым, механическим голосом ответила я, перестав раскачиваться.

— Кто ты?

— Я ваша рабыня.

— Что ты должна делать?

— Убивать ваших врагов.

— А потом?

— Потом умереть.

— Умница, — Евгений повернулся к сидящему около него самодовольно ухмыляющемуся профессору, который почему-то теперь уже был без своих очков с толстыми линзами. — Похоже, у тебя получилось, Аркадий. Она сейчас вообще не соображает?

— Абсолютно. Она все слышит, но ничего не понимает. Ее мозг реагирует только на ваши команды. Если вы прикажете ей сейчас умереть — она умрет. От разрыва сердца. Мгновенно. Поэтому будьте осторожны.

— Потрясающе… Ты получишь премию, профессор. А способность убивать у нее не утратилась?

— Если она профессионально убивала и раньше, то теперь сможет это делать с еще большим успехом — у нее отсутствуют страх, сомнения, угрызения совести и, что самое главное, чувство боли. Все эмоциональные рецепторы в мозговых клетках заморожены. А физические данные остались без изменений.

— Вы выяснили, кто она такая на самом деле: на кого работает, где тренировалась, у кого училась убивать? Она ведь уникальна…

— Извините, Евгений Михайлович, но это не моя стезя, — отвел глаза профессор. — Мой конек — наука. Впрочем, вы теперь ее хозяин, она будет слушать только вас, поэтому спросите, и она вам все расскажет. Считайте, что она сейчас в гипнотическом сне, а вы гипнотизер.

Евгений взял со столика бокал с шампанским, сделал маленький глоток, поставил обратно и полез за следующей сигаретой. Профессор тоже взял бокал, осушил его тремя жадными глотками и с беспокойством взглянул на шефа.

— Только помните, — он нервно дернул плечами, — она проживет не более суток.

— Ерунда, — скривился Евгений. — Этого более чем достаточно, чтобы сделать то, что мне нужно. А потом пусть подыхает. Кстати, я хочу, чтобы ее босса подготовили к завтрашнему утру. Но не раньше.

— Как скажете, Евгений Михайлович.

— Значит, говоришь, я могу спросить ее о чем угодно и она ответит?

— А вы попробуйте, — подобострастно улыбнулся Мамонтов. — Фирма гарантирует.

— Это не опасно?

— Что вы! Посмотрите на нее: разве не видите, что она уже ручная?

— Да уж, глаза у нее туповатые. Ладно, попытаюсь. — Он встал с кресла, подошел ко мне, сел на подлокотник и провел рукой по моим волосам. — Мария, кто научил тебя убивать?

— Я никогда никого не убивала, хозяин.

— А как же тогда Бурляй и все остальные? — удивился он.

— Их убила Пантера.

— Кто?! — Он опешил.

— Пантера.

— Какая еще пантера?

— Моя вторая сущность. Она живет во мне независимо от меня.

— Что еще за ерунда, профессор? — сердито спросил Николенко. — Что она несет?

— Она может говорить только правду, — растерялся тот. — Значит, это так и есть.

— Хорошо, Мария, откуда взялась в тебе эта… Пантера?

— Ее вселил в меня Акира.

— Зачем?

— Чтобы она защищала меня от врагов.

— Ну и ну… А кто такой этот Акира?

— Мой отец.

— Отец?! Он что, японец?

— Да.

— И как он ее в тебя вселил?

— Он монах, у него высшие знания о сущем. Меня он в них не посвящал.

— А где он сейчас?

— Я отрубила ему голову.

— О Господи, зачем?! — ошарашенно вырвалось из Николенко.

— Он так велел, — пояснила я.