Одна против всех

— Тогда тем более непонятно, — вздохнул Вялый и внимательно посмотрел на меня. — Ну что, Мария, в прятки мне с тобой играть некогда, так что давай, быстренько расскажи мне все, что знаешь, и покончим с этим. Только не тяни и не темни — не люблю. Мы и так уже потратили на вас слишком много сил и времени, ты понимаешь?

Он подождал ответа, глядя в мои ясные глаза, не дождался и еще более строго продолжил:

— Ты мне сейчас расскажешь, что вам известно об этом деле: фамилии, адреса и так далее. Я должен знать все, и это в ваших же интересах. Что вам рассказал этот парень из Тулы? Если вы не знаете ничего — вас оставят в покое, а если знаете, то… — Он воздел глаза к потолку…

— Мы ничего не знаем, — тут же выдала я, честно глядя на него, ибо мы и в самом деле ничегошеньки не знали об этом проклятом деле, в котором счет трупов уже приближался к десятку. — А Петр из Тулы знает еще меньше. Вернее, знал…

— Врет она, — тоскливо проговорил Бегемот, разглядывая шкаф напротив. — Ты неправильный подход выбрал. Отдай ее нам на пару часиков…

— Заткнись, — угрожающе процедил Вялый. — Или убирайся отсюда. Очкарика упустили, так что молчи. С меня теперь три шкуры сдерут, а не с тебя. Спецы, мать вашу! — Он слегка побагровел, но быстро взял себя в руки и повернулся ко мне: — Послушай меня, девочка. Если вы во всем этом случайно оказались, то скажи, и мы оставим вас в покое. Нам лишние трупы ни к чему…

— Да? А кто-то говорил, что одним трупом больше, одним меньше — это для вас ерунда. — Я злорадно посмотрела на Бегемота.

— Он неправильно понимает политику партии, — вступился за подчиненного начальник. — Но я даю тебе слово, что вас никто не тронет, если вы ничего не знаете…

— Я уже ответила на этот вопрос, — серьезно сказала я. — Мы действительно ничего не знаем, и я буду очень признательна, если вы меня хоть немного просветите прежде, чем замуруете в бетонный пол третьего бокса…

В комнате повисла мрачная тишина. Глаза Вялого потемнели, под толстыми щеками заходили желваки, руки сжались в кулаки, и весь он напрягся, словно я всадила ему шило в задницу. Бегемот, с шумом выдохнув, громко засопел и заерзал, издавая громкое шуршание.

— Значит, ты, курва, все слышала, — наконец выдавил Вялый. — Ты пришла в себя еще в машине и все время притворялась. Так я и думал. Следовательно, ты здесь неспроста. Это хорошо…

— Что ж тут хорошего? — вздохнула я.

— Да, ты права, — его губы расплылись в гнусной ухмылке, — для тебя тут нет ничего хорошего, потому что я все равно узнаю правду: и где скрывается твой Родион, и что вам рассказал этот пентюх из Тулы, и что вам удалось пронюхать за это время. Я все узнаю, а вот ты… — Он с сожалением окинул взглядом мою полуобнаженную грудь и скрещенные ноги в легких брюках. — Ты, после нашей встречи, уже никогда не сможешь назвать себя красивой женщиной. — Он вдруг с силой ударил кулаком по столу и закричал: — Кто убил тех троих?! Ты или твой очкарик?! Отвечай, сука, а то удавлю!

— Ну вот, — насупилась я, — так мило беседовали, и на тебе.

— Перестань поясничать, мразь! — проревел над ухом Бегемот и залепил мне пощечину, от которой в голове у меня зазвенело, перед глазами поплыли разноцветные круги, а из ушей полетели горячие искры. — Говори, стервь!

— Оставь ее, — вдруг потух Вялый и махнул рукой. — Успеешь… — И заговорил вкрадчивым голосом: — Послушай, Машенька, я вас понимаю: вам нужны деньги. Они всем нужны, согласен. Видимо, для этого ты сюда и приехала, ведь так? Ну не верю я, хоть убей, что та, которая сумела сбежать из ментовки в наручниках, а потом укокошила троих моих людей, не смогла бы избавиться от этого болвана. — Он кивнул на Бегемота, и тот опять засопел. — Не верю. Значит, хотите договориться.

Он встал и подошел к окну, повернувшись к нам широкой спиной. Сквозь рубашку проступали темные пятна пота. Толстой пятерней с короткими пальцами он провел по затылку, приглаживая вставшие дыбом волосы, и, не оборачиваясь, громко спросил:

— Сколько вы хотите? И не строй из себя святую невинность. — Он повернулся и просверлил меня взглядом. — Или чистенькими выйти хотите? Не выйдет уже, милая. Из дерьма, в которое вы вляпались, выходят или запачканными, или мертвыми. Выбирай.

— Вы что, хотите купить наше молчание? — догадалась я.

— Если нельзя иначе, то почему бы и нет? — пожал он плечами. — Мы готовы заплатить любую сумму, в пределах разумного, чтобы найти взаимный консенсус…

— Боже, слова-то какие…

— Правда, есть еще один вариант, беспроигрышный, так сказать, — перебил он меня.

— Какой же?

— Не догадываешься? — хмыкнул он. — Стоит мне послать твоему Родиону лишь одно твое нежное ушко, как, я уверен, он сам принесет мне себя на тарелочке с голубой каемочкой. И даже с цветами и шампанским, если захочу.

— Интересно, куда вы собираетесь посылать мое ухо, если Родион сейчас в бегах? — робко пробормотала я, чувствуя противную дрожь в голосе. — Это бессмысленно…