Одна ночь

"Омега" Хельмута Валгепеа показывала 15.58, часы Юлиуса Сярга -15.52, а хронометр Койта - 16.04. Сярг и Койт заспорили - историческое время было зафиксировано по часам Валгепеа, - Койт назвал про себя это типичным центристским подходом. Было еще светло, и они могли бы вполне получить представление о Боровом, но, во-первых, они были не в туристском походе, которые лет через десять - пятнадцать после войны войдут в моду, а во-вторых, их повергло в уныние состояние станции Боровое. Городок почти безлюдный. Еще километров за шесть-семь до железной дороги навстречу потянулись бежавшие из Борового люди. Настоящее шоссе в Боровое не вело; чтобы добраться до него, пришлось свернуть с магистрали, и вот на этой-то третьеразрядной, если пользоваться прежними эстонскими терминами, дороге им и встретились беженцы, которые пытались унести с собой кое-какой уцелевший скарб. Кто на себе - один узел спереди, другой перекинут мешком за спину, кто тащил санки или нес вещи в руках. Попадались и на лошадях - пожитки на дровнях, орава несчастных женщин и детишек следом. Все торопились уйти подальше от Борового - уже две ночи немцы нещадно бомбили его.

Если бы они шли не так долго, если бы не надоело просить у чужих людей пристанища (в действительности оно предоставлялось им всегда в первой же избе, куда они стучались, - поди, не оборванцы), если бы не вымаливать картошку (они не вымаливали, а расплачивались рублями или выменивали на вещи или мыло Сярга) и если бы не собирать с пола вшей (ими они одаривали и любезных хозяев)! Но железная дорога казалась им землей обетованной, долгожданным раем, и они решили в любом случае добраться до станции. Не вняли и остерегающим возгласам, что станции нет, что от здания остались одни развалины, пути разбиты, вместо насыпи огромные воронки, что сошедшие с рельсов вагоны завалили дорогу, что идти туда - значит заведомо искать гибели. Немецкие самолеты могут прилететь и в эту ночь. Им посоветовали идти по крайней мере в Кадунь, до которой около восьмидесяти километров. Восемьдесят километров - четыре дня. В три дня это расстояние из-за Марии Тихник не пройти - и они направились в городок, откуда все бежали. Двух мнений у них не было. "Мы должны идти", - сказал Юлиус Сярг. "У нас нет другого выбора", - подтвердил Альберт Койт. Русские смотрели на эстонцев как на глупых, которые не слушают разумных людей, как на безумцев, ищущих смерти.

Станция Боровое и в самом деле была сровнена с землей. Ни одного целого строения. Правда, далеко от станции они тоже не отходили. Всего несколько метров, да и то больше ради любопытства. Здания обвалились, сгорели, накренились или были разворочены надвое, стояли с содранными крышами, без окон и дверей. На месте отдельных домов зияли воронки, от других остался только фундамент, Городок был весь в яминах, будто изрыт оспой. Ничего подобного никто из них не видел. Когда Юлиусу Сяргу потом рассказывали о мартовской бомбежке Таллина, ему всегда вспоминалось Боровое, а не Великие Луки и не Нарва - до фронта Сярг не дошел.

Сперва они просто бродили вокруг развалин станционного здания, оставив санки с поклажей на перроне, словно с минуты на минуту должен был подойти из Ленинграда скорый поезд на Сибирь. Ни одного железнодорожника здесь они не встретили. Тогда боцман Адам, Валгепеа и -Маркус отправились на разведку, всем разбредаться было нельзя. Издалека донесся гул самолета, Койт почувствовал в желудке странную дрожь, но сохранил на лице обычное выражение. Яннус встревожился, Юлиус Сярг принялся успокаивать женщин. Уверял, что это наши самолеты, как воют "юнкер-сы" - он еще в Финском заливе основательно изучил, Койт не стал спорить с ним, хотя звуки и показались ему зловещими. Гул усилился, но тут же притих, а потом и вовсе прекратился. Самолеты могли быть и своими.

Когда стемнело, решили укрыться в вагоне. Пустых было сколько угодно. Однако в первый попавшийся товарный вагон они не полезли, а выбрали тот, который, по заверению боцмана Адама и Валгепеа, принадлежал эшелону Кировского завода. "Кировцев повезут дальше в первую очередь, - заверил Валгепеа. - Как только исправят дорогу - сразу же отправят. Готов собственную шапку съесть". Колею действительно ремонтировали, и занимались этим железнодорожники, военные и гражданские лица - рабочие Кировского завода, как полагал Хельмут Валгепеа. Длинный эшелон явно принадлежал кировцам, даже Койт убедился в этом, когда прошелся вдоль вагонов. В каждом кто-то находился, так что поезд не был таким уж необитаемым, как это показалось.